— Вы правы, быть дождю, — заметил я, впихивая Мальвину в салон, прыгнул за руль и включил заднюю передачу. — Ну, как там с «дворниками»? Прицепили?

Человек недоуменно распахнул рот и инстинктивно кивнул.

— Спасибо, вы настоящий друг! — Я помахал ему рукой, захлопнул дверцу, потом чуть сдал назад, вывернул руль и рванул с места в карьер, объезжая хозяина «шкоды», который, по-прежнему разинув рот, следил за стремительным развитием событий и лишь спустя несколько секунд — я видел в зеркальце заднего обзора — очнулся от забытья, чуть присел, хлопнув себя ладонями по коленям — с таким видом, будто собирался отплясывать гопака вприсядку, — и вслед за этим, размашисто жестикулируя, потрусил вслед за своей уносящейся к повороту машиной.

«Шкода» этот спринтерский забег, разумеется, выиграла, хотя и не без приключений, потому что сразу за поворотом под колеса метнулась сетчатая ограда, за которой темнела глубокая воронка, а в ее чреве тускло поблескивали то ли трубы водоснабжения, то ли еще какие-то канализационные кишки, — чиркнув правым крылом по решетке, я резко ушел влево и каким-то чудом удержал машину от того, чтобы не вылететь на тротуар, по которому скользила — с обратным наклоном градусов эдак в шестьдесят — ветхая старушка, из последних сил сопротивлявшаяся мощной тяге очумело прущего вперед на длинном поводке поджарого бультерьера. Эта встряска, похоже, никакого впечатления на Мальвину не произвела. Она сидела на своем месте, тупо глядя на приборную панель, и казалась впавшей в тяжкий ступор.

— Набрось ремень, — тронул я ее за плечо.

Она никак не отреагировала, а мне было недосуг тормошить ее, потому что мы уже вкатывались в широкое русло освещенной улицы, где наверняка могли курсировать гаишники или как там их теперь принято называть. Я сбросил скорость, тихим ходом вывернул влево, под светофор, встал перед пешеходной «зеброй» и дал себе клятву завтра утром пойти в ближайшую церковь — поставить свечку с пожеланием благоденствия владельцу роскошной серебристой «ауди», которая стояла метрах в пяти за перекрестком: его-то в этот момент и потрошил гаишник, потому дела ему до нашей «шкоды» не было.

— Ты в случае чего будь наготове, — бросил я своей онемевшей попутчице. — Если этот сборщик дорожных податей махнет нам своим жезлом, я до отказа придавлю газ.

Она медленно моргнула и глянула на меня так, словно изъяснялся я как минимум на суахили, ничего не ответила и продолжала пребывать в состоянии анемии все те полчаса, что длился наш путь к ее дому.

У въезда в знакомый двор я притормозил.

Не знаю, что именно заставило меня сделать это, должно быть, опять смутно шевельнулся во мне инстинкт и перекинул ногу на педаль тормоза. Выключив свет фар, я проехал еще метров пять и встал. Переулок был пуст, если не считать красных «Жигулей», припаркованных на противоположной стороне улочки. В левом нижнем углу заднего стекла была прилеплена треугольная белая табличка с изображением чайника.

— Этого чайника я уже видел, — пробормотал я.

11

Да, машина стояла неподалеку от бутика, где был подобран воплощающий свободный стиль костюм и манекен в витрине простирал свою дожидающуюся милостыни руку в направлении этого автомобиля, но подаяния он не дождался: как только мы тронулись, «Жигули» отшвартовались от бордюра и двинулись за нами. Не исключено, что они так и висли у нас на хвосте вплоть до того момента, когда мы с Мальвиной заезжали сюда, чтобы она переоделась. В темной глубине салона смутно читались контуры двух силуэтов, и время от времени в сумраке вспухали пунцовыми ядрышками раскаляющиеся в момент глубокой затяжки наконечники сигарет. Одна из них вылетела в открытое окошко и, описав искрящуюся дугу, упала на асфальт.

— Слушай, милая. — Я немилосердно встряхнул за плечи по-прежнему каменеющую рядом Мальви-ну. — Сейчас ты потихоньку выйдешь и двинешься домой. Я приду минут через пять. Мы выпьем, а потом мы займемся тем, что не закончили там, на лестнице.

Она вяло вывалилась из машины и скрылась в черной пасти подворотни. Я выждал минуты две. Наконец в крайнем правом окне на третьем этаже вспыхнул свет — значит, она без приключений добралась до дома. Я сдал назад, набросил ремень безопасности, утопил педаль газа в пол — «шкода» продемонстрировала неплохую разгонную прыть и влепилась в багажник «Жигулей», обитателей которых мой маневр застал врасплох.

Секунд десять они пытались сообразить, что же произошло, этого времени вполне хватило, чтобы выскочить, рывком распахнуть левую дверку «Жигулей» и встретиться взглядом с плечистым молодым человеком, чью квадратную голову украшал короткий светлый ежик, фасон которого малый позаимствовал из фильмов про американскую морскую пехоту. В остальном он сейчас мало походил на образцового голливудского сержанта, его густо забрызганную веснушками физиономию без малейшего промелька интеллекта искажала гримаса боли, а увесистую короткопалую лапу, заклеймленную тяжелой золотой печаткой, он с покаянным видом прижимал к груди — должно быть, сильно ударился в момент моего тарана о рулевое колесо.

— Больно, да? — спросил я. — Извини, я нечаянно.

С этими словами я кинул правую руку вперед, костяшки пальцев точно легли ему в переносицу. Послышался слабый жалобный хруст, и я подумал, что нынешний день наверняка принес мне титул чемпиона столицы по сокрушению носов — на моем счету их уже два, но еще, как говорится, не вечер.

— Ничего, зато гайморит тебе теперь не грозит. — Рывком выкинув обмякшее тело на асфальт, густо усеянный окурками, я прыгнул в салон, схватил второго обитателя караульных «Жигулей» за волосы и со всей силы впечатал его лбом в черную панель «бардачка» настолько ловко, что дверка ящичка соскочила с петелек, и мне спустя минуту не пришлось приподнимать ее, чтобы обнаружить в уютной нише, под истрепанной дорожной картой Подмосковья аккуратно запеленутый в мягкую тряпочку «вальтер».

Где-то впереди, там, где в голубоватом неоновом свете катило свои ночные воды неустанное Садовое кольцо, вспух и изогнулся на горке высокой ноты тревожный стон милицейской сирены. Общение с экипажем патрульной машины в мои планы не входило, поэтому я затащил все еще пребывающего в глубоком нокауте водителя в салон и поспешил ретироваться в подворотню,

Лифт за время нашего отсутствия вполне справился с расстройством желудка, во всяком случае намекающих на рвотные позывы утробных стонов не издавал и бесшумно вознес меня на третий этаж, площадку которого перечеркивала полоска света, сочащегося из-за чуть приоткрытой двери.

Меня это немного насторожило, однако, учитывая полуобморочное состояние Мальвины, было неудивительно, что она не заперла дверь. Я вошел на кухню, вставил в рот сигарету, чиркнул зажигалкой — желто-голубой наконечник огонька метнулся из сопла и тут же, согнувшись дугой, поник. Я чиркнул еще раз — с тем же успехом — и только после нескольких безуспешных попыток высечь из маленького «крикетовского» кресала огонь догадался, в чем дело: через кухню к неплотно притворенной двери тек откуда-то со стороны темного коридора плотный сквозняк, шевеля сигаретный пепел в огромной плошке на столе.