Впиваюсь поцелуями в нежное горло, упиваюсь прерывистыми вздохами и робкими поглаживаниями плеч тонкими пальцами.

Подписывая себе приговор, погружаясь в неумолимый ад, я следую рукой от груди к мягкому животу, который напрягается под моими ласками.

Как проклятый кружу возле трусиков и не выдерживаю. Просовываю ладонь между бедер. И умираю.

Истомина мокрая.

Влажные трусики сводят меня с ума. Меня уже колотит.

Надо остановиться, но я не могу и не хочу.

– Олька, – я утыкаюсь своим лбом в ее, шепчу в распухшие блестящие губы. – Скажи мне: «Нет».

Поволока в глазах Истоминой говорит о том, что до нее не доходит смысл моих слов, и это пьянит.

– Оль, – я кладу ее руку на член, трусь о ладонь. – Оля, скажи: «Нет».

Рефлекторно сжавшиеся на моем стволе пальчики дарят болезненное удовольствие. Я слегка сдвигаю трусики и поглаживаю нежную плоть, из последних сил удерживая себя, чтобы не зайти дальше и не раздвинуть половые губы.

У Оли во взгляде прорезается осмысление.

И я, противореча сам себе, снова целую заразу. Мне не нравится, что она выплывает из состояния, в котором я остаюсь. Я целую ее, как потерпевший, наваливаюсь на нее, продолжаю поглаживать там внизу и уже чувствую смазку на пальцах.

Кажется, я сейчас начну биться током.

– Оля, останови меня…

Слабый голосок, совсем неуверенный, становится гильотиной:

– Кир… Остановись… Кир… Нет…

Блядь…

Я останавливаюсь. Стискиваю обмякшее тело Ольки, слушаю, как бешено колотится ее сердце, как тяжело она дышит. Меня ломает.

Моя девочка меня хочет. Она вся мокрая. А я должен остановиться.

Вглядываюсь в ее раскрасневшееся лицо, вижу на щеке раздражение от моей щетины, алые от поцелуев губы, шальной блеск в глазах.

– Ты меня хочешь? – спрашиваю, потому что мне нужно знать.

Истомина, закусив нижнюю губу, отводит взгляд, и я вижу, что она краснеет еще больше. Румянец заливает ее от шеи до щек.

– Я помогу, – хриплю я, озаренный внезапной идеей.

Я приподнимаюсь и стаскиваю с себя футболку. У Оли глаза распахиваются.

– Ты что? Я же сказала, что не надо…

– Все будет хорошо, Оль, – бормочу я, потому что уже горю. – Тебе понравится…

Глава 31. Оля

Поначалу Дикаев меня приятно удивляет.

Я, конечно, слабо верю, что Кирилл не будет распускать руки, но он берется объяснять на полном серьезе. И у него даже получается.

Смешанное чувство. Я вроде и рада, а будто чего-то не хватает.

Чувствую себя собакой на сене.

Ну то есть… я ничего такого, но я, что, ему разонравилась?

Кир по-деловому разжевывает мне материал и даже делает презентацию, круто кстати делает, а то, что я тут рядом лежу, его вроде как не волнует.

Я даже на пробу прижимаюсь к нему поплотнее, и ничего.

Ну и ладно. Вот. Уже теряет интерес.

Все они такие. Хорошо, хоть разберусь в задании. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Я погружаюсь в объяснения, с удовольствием следя, как Дикий вместо меня оформляет домашку, и резкая перемена в настроении Кира становится для меня сюрпризом.

Кажется, я его разозлила.

– Это будет очень романтично, – угрожает он, нависая надо мной, а у меня сердечко колотится, и пульс частит.

Я догадываюсь, что сейчас будет, но ничего не делаю, чтобы это предотвратить.

Твердые губы берут мои в плен, и на меня накатывает слабость. Я таю.

Для вида попытавшись отодвинуть эту гору мускулов, я оставляю руки на плечах Дикаева. Сделка с совестью заключена, и я отдаюсь этим ощущениям. С каждым разом мне нравится целоваться все больше, а сегодня, я как будто весь день ждала этого.

Кир своими движениями дает понять, что он чувствует мое тело, которое подчиняется ему сразу. Разум же давно отключился, позволяя мне падать в эту пропасть.

Дикаев целует так жадно, что это просто не может не отозваться во мне. Я растворяюсь в его голоде, заражаюсь им, понимаю, что внутри меня растет напряжение, и только Кир знает, как его снять.

Я даже не сразу понимаю, что распускание рук зашло так далеко, что Дикий уверенно ласкает грудь под футболкой. Это так приятно, я не хочу, чтобы он останавливался. А когда он сдавливает ноющие соски, я чувствую, что трусики становятся влажными.

Тяжесть внизу живота, подталкивает меня к тому, чтобы сдвинуть бедра, но широкая ладонь вклинивается между ними. Бесстыдные пальцы дразнят, поглаживая в опасной близости от сокровенного. Кир не форсирует, но именно от этого меня начинает колотить.

Я слышу его тяжелое дыхание, он будто дышит мне в самое сердце.

Под руками я чувствую каменные плечи.

Жар, исходящий от Кирилла, плавит меня.

Голова идет кругом.

Пальцы сжимаются на члене, даря странное, но упоительное ощущение.

Предвкушение.

Неизведанного.

Желанного.

– Оля, скажи: «Нет» … – как сквозь вату доносится до меня хриплый голос Кира, в котором я слышу мольбу о противоположном.

Зачем? Так сладко, я не знала, что так бывает…

Однако сознание намекает, что мы очень далеко зашли.

Прямо сейчас я чувствую не только пьянящее удовольствие, но и то, что его доставляет. У меня в трусиках хозяйничают пальцы Дикаева. Он нежно поглаживает скользкие складочки, чуть надавливая, посылая электрические разряды к пока еще прикрытому губками клитору, но он уже томится…

Кир прав, это надо остановить, но я не успеваю ничего сказать, потому что меня сметает его страстью.

Поцелуй взывающий к моему естеству заставляет обмякнуть.

Подчиниться ему. Ответить. Крепче сжать плечи Кира, прижимая к себе.

Двигаться навстречу его пальцам, тереться об них, подталкивая бедра и слушая, как вырывается в ответ на это хриплый стон из груди Дикаева.

– Оля, останови меня… – требует он, но его лихорадка поражает и меня.

Раз за разом Кир не дает мне воспротивиться его ласкам, но я все же нахожу в себе силы разомкнуть горящие губы и пролепетать:

– Кир… Остановись… Кир… Нет…

Я испытываю нечто похожее на разочарование, когда, услышав мой ответ, он замирает. Шумно дыша, он сжимает меня крепко. Одной рукой прижимает меня к твердому, горячему даже через футболку, телу, а другой… там… внизу… вдавливая пальцы в промежность.

Пламя, полыхающее между ног, и не думает затухать.

Как оборванное свободное падение, когда адреналин продолжает тебя догонять. Сквозь пелену в глазах вижу заострившиеся черты лица, побелевшие скулы, чертовщину во взгляде Кира.

– Ты меня хочешь? – хрипотца в голосе отзывается во мне,