инстинкт, что ли, пересмотрела?

Фу. Дешево и избито!

Но парням такое, наверное, нравится.

– Нам надо «поговорить», – ласково пропевает змеища, явно для меня делая акцент на последнем слове, произнося его так, что речь, сто пудов, про что угодно, но не про беседы о высоком. – Мы не кончили в прошлый раз…

От таких откровений я неудержимо краснею.

Надо валить отсюда, наблюдать за их брачными играми я не нанималась.

И пусть теперь ему Лина готовит!

И посуду ему помоет!

– Мне есть с кем поговорить, – хмуро отвечает Дикаев. – Я тебя не звал. Видишь, я занят.

– Ничего страшного, – безмятежно отвечает Лина, берясь за поясок плаща. – Я не в обиде, что ты поигрался на стороне…

Аргх… Я почти захлебнулась от возмущения, но Кирилл меня добивает окончательно.

Внезапно обняв меня за талию и притянув к себе, он спокойно отвечает этой сучке:

– Лин, ты не перепутала, с кем именно поиграли? Знакомься, это моя девушка Оля.

Глава 26. Кир

Меня вымораживает настырность Лины.

Это могло бы быть милым, если бы я прекрасно не понимал причин подобного поведения.

Но я понимаю.

Линке нужен парень. Она не привыкла быть одна, но ей не всякий подойдёт. Из наших – только я и Рамзаев, но с Рамзесом глухо. Линка – не его типаж. В его вкусе, скорее, зайчики типа Истоминой.

Хрен ему. Обломится.

А Лина прекрасно ведь видит, что лишняя, и не уходит.

Ну ничего. Сейчас я ей помогу смириться.

– Знакомься, это моя девушка Оля.

Линка в растерянности. Так, может, и незаметно, но я-то её давно знаю. Она переводит взгляд с меня на Ольку и обратно.

– Так это правда? Ник не врал? – недоверчиво спрашивает Лина. – Это из-за неё ты дрался?

Истомина мгновенно задирает голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Кстати, а чего это Олька за меня не бьется, как тигрица? Меня тут уводят…

Делаю морду кирпичом.

– Ник много болтает, – фыркаю я.

Лина кривит губы.

– Ну, не буду тогда унижаться. Подумай хорошо, Кир. Ты так долго ждал. Второго шанса может и не быть, – и она, покачивая бёдрами, выходит из квартиры.

Входная дверь хлопает так, что прижатая к боку Олька вздрагивает.

– Это что сейчас было?

Я получаю нехилый тычок под ребра. Хорошо, что у нее ногти короткие, а то прям в печень вонзила бы.

– Не знаю и знать не хочу, – потираю место, куда был воткнут палец, и осуждением смотрю на сивую макушку.

– В смысле? С каких это пор я твоя девушка? Ты с дуба рухнул?

– Ой, ну не начинай, – морщусь я, переминаясь с ноги на ногу. Повреждённая ступня болит все ощутимее. – Я все решил.

– Ты! Да ты… – буквально булькает панда.

– Ты себя в зеркало видела? Радуйся, что я на тебя позарился.

Охнув, коза бросается к зеркалу и, разглядев себя, с шипением роется в сумочке. Из этой борсетки она достаёт необъятную косметичку и, злобно зыркнув размазанным глазом, скрывается в ванной.

Прислушиваюсь к звукам, доносящимся из-за неплотно прикрытой двери. Бормочет чего-то сердито. Она мне там дьявола не вызовет?

Хромаю на кухню.

Остался кусок запеканки. Типа Олькин, но не похоже, что у неё есть аппетит.

Я уже примериваюсь вилкой, когда сзади раздается задумчивое:

– А ты правда из-за меня дрался?

Блин, надо Нику язык вырвать. Главное, блядь, сплетница компании.

– Не преувеличивай, – отмазываюсь я. – Так, просто поговорили, – и тут же спохватываюсь: – но это не значит, что ты можешь крутить хвостом! И чтобы этого гандона я рядом с тобой больше не видел!

Коза морщит нос, и как-то сразу понятно, что гандон так и будет крутиться поблизости.

О чем-то там поразмыслив, сивая выдаёт:

– Ладно, раз от тебя нет никакой возможности избавиться, давай попробуем...

Я аж вилку откладываю.

– И в чем подвох? – сразу спрашиваю. У нее в голове вечно какие-то дурные идеи.

– Ты не распускаешь руки.

Серьезно?

– Не, так не пойдёт, – мотаю головой. – Зачем встречаться, если ничего нельзя?

Истомина закатывает глаза.

– Хотя бы целоваться. Это, кстати, входит в романтику, – торгуюсь я.

– Хорошо, – неуверенно соглашается наивная. – Иногда можно…

Муа-ха-ха! Ты попала, сивая. Я уже понял, как целовать надо, и где трогать.

– Договорились, – соглашаюсь я, стараясь не лыбиться во всю харю. – А котлет пожаришь?

– Ешь запеканку, – огрызается Истомина. – Все, я поехала.

Она идет в прихожую и бездушно тянется за плащом. Ну, блин…

– Стоять. Я тебя отвезу.

– Ты инвалид. Куда ты меня повезёшь? – хихикает коза, поглядывая на распухшую ногу.

– Тогда такси вызову. Не беси меня, Истомина...

Я заказываю машину, и чего-то мне рожа таксиста на фотографии не нравится. Пойду-ка я посмотрю на него живьём…

– А ты куда? – Олька косится на то, как я надвигаю освободившиеся после нее тапки. Кроссы сейчас – явно не вариант.

– Провожу.

– Но лестница… нога…

– Мы на лифте, – открываю Истоминой глаза на мир прогресса.

Кстати…

Стоит дверям лифта за нами закрыться, как я жму стоп и сграбастываю Ольку, которая реально не ждала подвоха и только пискнула от неожиданности.

– Ты чего? Убери лапы…

– А прощальный поцелуй?

Сощурившись, коза тянется поцеловать меня в щеку, но я предвидел такой вариант и не даю случиться кощунству. Пусть она гандона в щечку целует…

От одного прикосновения к губам во мне запускается сумасшедшая реакция. И память, и воображение играют против меня. Язычок, смирившейся Оли, становится смелее, и от этого рвет крышу.

Останавливаюсь, только когда получаю по рукам за то, что механически пытаюсь развязать пояс плаща.

Сердитая Истомина запускает лифт снова. Она косится на меня с суровым выражением, но в глазах блестит хитринка. Ей нравится. Ей все нравится. И я, и целоваться со мной. Врушка. Я тебя выведу на чистую воду.

На выходе из подъезда сталкиваемся с Рамзесом.

Ник насмешливо смотрит на пунцовые щеки Ольки.

– Я сейчас, – обещаю я, пожав ему руку.

У него есть ключи, но я вроде и дверь не запирал.

Перед тем как сесть в машину, Истомина просит:

– Давай никому не будем рассказывать…

Начинается! Я злюсь. Я, что, позорная тайна? Хрен тебе, сивая!

–