Кто бы мог подумать, что такая шикарная и высокомерная с виду женщина окажется столь чутким и душевным собеседником.

— Ты меня напоил, — со смехом изрекает она, ставя пустой бокал на стол. — Подливал и подливал, пока я тут разглагольствовала.

Сейчас она кажется невероятно расслабленной и юной. Щеки горят озорным румянцем, на губах играет довольная улыбка, поза лишена всякого напряжения. Наконец-то она снова стянула излюбленную маску хладнокровной стервы и обнажила передо мной свое потрясающе красивое нутро.

Умная, тонкая, умеющая слушать и сопереживать — Карина вызывает во мне всплеск самых ярких чувств: от банального желания довериться до трепетного восхищения ее богатым внутренним миром.

— Ты не проголодалась? — спрашиваю я, вставая из-за стола. — Может, чего посерьезней заказать стоит?

— Нет, есть не хочется, — мотает головой она, вслед за мной поднимаясь на ноги. — И пить тоже. Я достигла нужной кондиции.

Я принимаюсь перетаскивать грязную посуду в мойку, и Карина тут же ко мне присоединяется.

— Брось, я сам, — усмехаюсь, наблюдая за тем, как она включает воду, очевидно, намереваясь сполоснуть бокалы.

Довольно странно видеть, как женщина, для которой лучшим определением является слово «богемная», берет в руки губку и выдавливает на нее моющее средство. Зуб даю, обычно Карина подобным не занимается. Ей больше подходит вести интеллектуальные беседы на тему бренности бытия, чем мыть посуду. Она слишком неземная и непостижимая для таких простых вещей.

— Поверь, я с двух бокалов и трех тарелок не переломлюсь, — отзывается девушка, вероятно, прочитав мои мысли. — Или ты думаешь, что я никогда не держала в руках тряпку?

— А что, держала? — искренне поражаюсь я.

Почему-то я сомневаюсь, что в обеспеченной и интеллигентной семье, в которой выросла Карина, было принято заниматься хозяйством собственными руками. Я ни в коем случае не осуждаю, просто констатирую кажущийся мне естественным факт.

— Конечно! Я, между прочим, в институтские годы активисткой была, в волонтерской организации состояла, — с легким вызовом в голосе отвечает она. — Мы однажды с ребятами за сто километров от Москвы поехали, в дом престарелых, и два дня его своими силами драили.

Услышанная информация, если не шокирует, то, как минимум, сильно меня удивляет. Карина, моющая полы в доме престарелых, — это из ряда вон, если честно. Даже вообразить такое трудно.

— Ничего себе, — вскидывая брови, говорю я. — Я в армейке тоже много чего драил, но вспоминать об этом не очень хочется.

— Ты в армии служил? — на этот раз черед Карины удивляться.

— Да, — подтверждаю я, медленно приближаясь к ней сзади. — Я же простой пацан, отмазывать меня некому было… Да я особо и не стремился отмазаться. Отслужил и отслужил. Вообще не проблема.

Осторожно кладу ладони Карине на поясницу, и чувствую, как от моего внезапного прикосновения она замирает. Губка, устремленная к тарелке, зависает в воздухе, так и не достигнув своей цели, а атмосфера в комнате в мгновенье ока наполняется электричеством.

— Ты вкусно пахнешь, — шепчу я, наклоняясь к Карининой шее и мягко утыкаясь в нее носом. — Мне нравится, как запах жасмина смешивается с запахом твоей кожи… Это что-то запредельное.

Ловким движением я оттягиваю низ облегающей шелковой блузки и ныряю под нее, тотчас ощущая приятное покалывание в пальцах. Ладони скользят по бокам, минуют слегка выпирающие подвздошные косточки и встречаются у ложбинки Карининого пупка.

От легких касаний девушка едва уловимо подрагивает, и я чувствую, как вся кровь моего организма разом устремляется к паху. Прилив искрящего возбуждения острой иглой прошивает насквозь, и я издаю сдавленный глухой выдох, прижимаясь тазом к ягодицам Карины.

Она медленно, будто боясь спугнуть магию момента, откладывает тарелку с губкой в сторону и выключает воду. Затем ее ладони упираются в раковину и с силой стискивают ее края. Я прямо физически ощущаю горячие волны похоти, исходящие от нее.

Я не врал, Карина пахнет восхитительно. Цветами и свежестью. А еще от нее доносится сладкий аромат секса. Он дурманит и блокирует все мыслительные процессы в мозгу, отдавая власть в руки безжалостного либидо.

Девушка увеличивает прогиб в пояснице, подаваясь навстречу моему стояку. Легкое круговое движение бедрами — и мне напрочь сносит крышу. Прям не по-детски вштыривает.

Плющит, размалывает на новые грани, убивает во мне нравственное человеческое начало, сталкивая на уровень первобытных инстинктов.

Обхватываю ее подбородок и, развернув голову к себе, жадно впиваюсь в Карину губами. Трахаю ее рот языком, пытаясь заполнить собой всю его полость. Хочу, чтобы меня было много, очень много. Хочу передать ей свой вкус, свой запах, свою биологическую жидкость.

Животное, не иначе.

Дрожащими от нетерпения пальцами расстегиваю ширинку на ее джинсах и резко сдергиваю их вниз вместе с черными кружевными трусиками. Приспускаю свои штаны и, плюнув на осторожность, с наслаждением вторгаюсь в манящее тепло. Резко, напористо, не спрашивая позволения — будто зверь на свою территорию.

А Карина ждала. Ждала меня. Хотела, чтобы я стал ее частью. Я понимаю это по тому, как влажно и горячо у нее внутри. Такую страсть не сымитируешь и сыграешь. Она чистая, концентрированная и совершенно честная. А для меня нет лучшего комплимента, чем возбужденное и жаждущее тело женщины, которую я мечтаю сделать своей.

Скорость увеличивается, стоны становятся громче, а температура в комнате, кажется, подскакивает градусов на двадцать. Воздух плавится под натиском нашего с Кариной огня, потрескивает и искрит. Должно быть, нас скоро разорвет на куски от переизбытка чувств и остроты ощущений.

Между нами не просто секс, не просто удовлетворение потребностей плоти… Это космос, фантастика, сближение душ, если хотите. Фейерверк эмоций, обжигающий кожу.

Мои изголодавшиеся по женственным изгибам руки находят налитую упругую грудь, заключенную в оковы бюсгалтера, и дают ей долгожданную свободу. Скручиваю пальцами Каринины соски, тем самым выдавливая из нее очередной сладостно-томный крик.

— Не останавливайся, — выдыхает она, заводя руки назад и обхватывая мои голые ягодицы. — Прошу, Богдан, не останавливайся!

Черта с два! Я бы и рад не останавливаться, но запас моего терпения неумолимо иссякает. С одноразовыми девчонками я могу быть долгим и неутомимым, но с Кариной это не работает. Слишком уж сильно она мне нравится.

Спускаю руку с нежной груди, соскальзываю вниз по животу и принимаюсь ласкать Карину неспешными круговыми движениями пальцев. В благодарность она сильнее впивается ногтями в мой зад и начинает тихо, но очень экспрессивно материться, перемешивая мое имя с грязными словечками.

Еще мгновенье — и тело девушки натягивается тонкой звенящей струной, замирает в трепетной пульсации, а потом резко обмякает, вновь становясь мягким и податливым.

Я целую ее в висок, давая короткую передышку, а затем вновь