В начале февраля возникла необходимость разрешить значительные практические трудности, связанные с доставкой пушки Урбана от Эдирне к Константинополю, до которого насчитывалось сто сорок миль. На это отрядили большую группу людей и немало тягловых животных. Громадную трубу с трудом погрузили на несколько телег, соединенных между собой цепями. Затем в них запрягли шестьдесят быков. Поддерживать пушку, пока она, кренясь, со скрипом ехала по холмистой местности Фракии, задействовали двести человек. Другая команда, состоявшая из плотников и рабочих, трудилась впереди, выравнивая дорогу и строя деревянные мосты через речки и канавы. Грохоча, гигантская пушка продвигалась по направлению к городским стенам со скоростью в две с половиной мили в день.

Мехмед нуждался в артиллерии и численном превосходстве для реализации своих планов. Он намеревался неожиданно прибыть под Константинополь с превосходящими силами и нанести решающий удар христианам еще до того, как они успеют отреагировать. Турки всегда знали: быстрота — ключ к успешному штурму крепостей. Это правило хорошо понимали иностранные наблюдатели, такие как Михаил Янычар, военнопленный, в то время сражавшийся на стороне турок: «Турецкий император штурмует и берет города и крепости дорогой ценой, чтобы не оставаться надолго со своей армией под их стенами». Успех зависел от возможности мобилизовать людей и снаряжение с необходимой быстротой и в достаточном количестве.

Поэтому Мехмед начал традиционный призыв в армию в начале года. По старинному племенному обычаю султан поднял свой бунчук над внутренним двором дворца, объявляя о предстоящей кампании. Сразу же разъехались «посланцы в каждую провинцию с приказом всем явиться для участия в походе на Город». Командная структура двух турецких армий — европейской и анатолийской — обеспечивала быстрое реагирование. Тщательно разработанная система договорных обязательств и воинских наборов предусматривала призыв на службу людей со всей империи. Всадники провинциальной кавалерии, сипахи, составлявшие костяк армии, обязаны были служить, поскольку владели земельными участками, полученными от султана. Им полагалось являться со своим шлемом, кольчугой и вооружением для коня, а также определенным числом слуг в соответствии с размерами их владений. Бок о бок с ними сражалась иррегулярная мусульманская пехота, азабы, набиравшаяся «из ремесленников и крестьян» и оплачивавшаяся их соотечественниками на пропорциональной основе. Во время кампаний эти войска становились «пушечным мясом». «Когда идет бой, — не без цинизма отмечает некий итальянец, — их посылают вперед, как свиней, без всякой жалости, и они гибнут во множестве». Кроме того, Мехмед мобилизовал христианские вспомогательные отряды с Балкан, множество славян и валахов, обязанных служить ему в силу вассальной зависимости, а также привел в готовность профессиональные элитные соединения: пехотные — знаменитых янычар — и кавалерийские отряды, а также все обслуживающие части — пушкарей, оружейников, охранников и военную полицию. Эти великолепные войска, регулярно получавшие жалованье каждые три месяца и вооруженные на средства султана, состояли из христиан (в основном балканских), отобранных в детстве у родителей и обращенных в ислам. Они отличались абсолютной преданностью правителю. Несмотря на свою немногочисленность — вероятно, их насчитывалось не более пяти тысяч человек, — они составляли крепкое ядро турецкой армии.

Бунчук — символ власти турецких пашей.

Мобилизация этого сезона оказалась исключительно эффективной. На собственно мусульманских землях набор в армию проходил без особого нажима. Люди шли в войско пашей по призыву охотно, тем самым поражая очевидцев-европейцев, таких как Георгий Венгр, находившийся в то время в плену у турок.

«Поспешно явились все, кто слышал, что должно начаться наступление на Город, — добавляет Дука, — и мальчишки, слишком юные для участия в походе, и старые люди, согбенные годами». Их воодушевляла перспектива богатой добычи, возможность возвыситься и идея священной войны (в Коране эти темы неразрывно связаны между собой): по исламскому священному праву город, взятый штурмом, на три дня отдавался на разграбление. Энтузиазм усиливало сознание того, какая перед ними цель. Красное яблоко Константинополя многие считали — по-видимому, ошибочно — вместилищем несметного количества золота и драгоценных камней. Немало пришло и тех, кого никто не звал: добровольцы и наемники, прихлебатели, дервиши и святые люди, вдохновленные древними пророчествами, которые, в свою очередь, вдохновляли людей словами Пророка и славой мученичества. Всю Анатолию охватило воодушевление. Там вспоминали «обетование Пророка, предсказывавшего, что огромный город… станет обиталищем тех, кто исповедует истинную веру». Люди стекались со всех концов Анатолии — «из Токата, Сиваса, Кемаха, Эрзурума, Ганги, Бейбурта и Трапезунда» — на сборные пункты в Бурсе; в Европе они приходили к Эдирне. Шло накопление огромных сил: здесь были «конные и пешие воины, тяжелая пехота, и лучники, и пращники, и уланы». Одновременно пришла в движение османская тыловая служба: велся сбор, ремонт и изготовление доспехов, осадного снаряжения, пушек, кораблей, палаток, инструментов, оружия и продовольствия. Караваны верблюдов пересекали длинное плато. В Галлиполи на скорую руку приводились в порядок корабли. Войска перевозились через Босфор в «Перерезанное горло». Для службы в разведке привлекали венецианских шпионов. Ни одна армия в мире не могла соперничать с османской в подготовке кампании.

В феврале части европейской армии во главе с ее командующим Караджа-беем начали очищать дальние подступы к Городу. Константинополь все еще сохранял укрепленные аванпосты на Черном море, северном побережье Мраморного моря и Босфоре. Греки с окрестных сельских территорий отступили в цитадели. Каждую из них тщательно блокировали. Тем, кто сдался, позволили уйти, не причинив им вреда. Другие — засевшие, например, в крепости Эпибат на Мраморном море, сопротивлялись. Последнюю взяли штурмом, а ее гарнизон уничтожили. Некоторые цитадели турки быстро взять не смогли. Их обошли, но оставили рядом с ними сторожевые отряды. Известия об этих событиях доходили до Константинополя, еще более повергая в уныние его население, и без того расколотое религиозной враждой. За самим Городом уже вели тщательное наблюдение три полка из Анатолии, иначе Константин мог покинуть столицу и помешать вражеским приготовлениям. Пока саперы занимались укреплением мостов и улучшением дорог, чтобы по ним могли пройти пушки и караваны с тяжелым снаряжением, которые начали передвижение по Фракии в феврале. В марте корабли из Галлиполи проплыли мимо Города и стали переправлять авангард анатолийской армии в Европу. Огромные силы начали стягиваться в одну точку.