Что же получается? Сергей вернул Марку оружие своего отца с наклеенными на него отпечатками пальцев будущего «убийцы». Сергей и Лери были в саду… Любовь… Любовь и жалость к несчастному командиру «Изборска»… Нет, невозможно… не верю… Лери не могла предать Друза. И потом, Лери и Друз ушли вместе в беседку. Ну и что? Что это доказывает? Ничего. Лери могла уже побывать у Стаса.

— Что вы намерены делать? — спросил Агала у следователя.

— Оставить обвиняемого под арестом. Еще на сутки. — Гривцов тронул узор на своем комбраслете, и наручники сковали запястья Друза.

— Погодите! — воскликнул Корвин. — Я могу поговорить с обвиняемым наедине?

— Можете, — любезно отвечал Гривцов. — Но ваш разговор будет записан.

Мерд! Корвин не знал, что делать. Задать вопрос? Нет? А что если ответ Друза лишь ухудшит положение обвиняемого?

Ладно, рискнем.

— Друз, ты видел убийцу?

— Я же сказал. Это человек в синем…

— Мне кажется, Гривцов — порядочный человек.

— Ты веришь следователю? Я бы не поверил и священнику! Ха… На этой планете все постоянно лгут.

«Он знает убийцу, но почему-то скрывает», — подсказал голос.

А вдруг это была Лери? Он видел, что стреляла Лери, позволил ей уйти, потом кинулся к Стасу в надежде, что тот остался жив… У Лери есть алиби… Но что если служанка ошиблась, и Лери принимала душ гораздо раньше?

Явились два охранника и вывели Друза.

— Я тебя вытащу! — крикнул Марк вслед центуриону.

Друз пожал плечами.

Корвин и Агала молча вышли в приемную.

— Ну, как он? — бросилась Лери навстречу брату.

— Держится, — кратко отвечал Марк.

Он не был уверен, что в приемной не ведутся записи, которые тоже будут предъявлены в суде.

Лишь очутившись на улице, Корвин вдохнул полной грудью. И остальные невольно сделали то же самое. Жизнь текла по-прежнему. Торговки в алых сарафанах предлагали прохожим яблоки корзинами по рублю. Агала приобрел корзину, повесил на сгиб руки.

— Купите, попробуйте, яблочки медовые, лежать могут три месяца и будут все такие же сочные, — посоветовал он лацийцам. С хрустом надкусил яблоко. — Кстати, Корвин, ты знаешь русский. Советую не говорить на улицах на всеобщем. И уж тем более не появляться в тогах. Вчера двери гостиницы, где обычно живут лацийцы, закидали гнилыми яблоками. Карнавал приближается к Вышеграду, античность более не в чести.

— Мы одеты как все, — заметил Флакк.

— Наша речь нас выдает. И наша внешность — тоже.

— Что ж нам скрывать, что мы лацийцы? — возмутился Корвин.

— Не привлекать внимания… Вот, только посмотрите…

Над информационным центром возник голографический заголовок: «Лациец убивает Рюриковича из ревности».

— Вот сволочи… — заявила Лери громко по-русски.

На нее воззрились. Торговки и несколько молодых людей.

Лери шагнула к лотку, потребовала все так же по-русски:

— Корзину яблок. — Торговка поколебалась, пожевала губами, но корзину протянула.

Марк подхватил сестру под руку и увел в ближайший переулок. Здесь не было ни души. Стояла непривычная для города тишина. Лишь слышно было, как падают яблоки. Флакк последовал за братом и сестрой. Агала скрылся.

— К чему эта ненужная демонстрация? — возмутился Марк. — Хочешь, чтобы нам переломали ребра?

— Я буду швырять яблоки в тупые лбы идиотов, — заявила Лери. — Пару самых крупных яблок приготовлю для Гривцова. Может быть, хоть тогда он поймет, что все это — гнусный спектакль.

— Он не глуп, — возразил Марк. — Перед нами профессионал, милая моя сестрица! Он схватил добычу и держит ее мертвой хваткой. Кто-то очень верно рассчитал. Учел вспыльчивость Друза, мерзкий характер Стаса, твою красоту и усердие Гривцова.

— И твою неопытность, — съязвила Лери.

— И мою неопытность, — подтвердил Марк. — Именно на мой зеленый возраст делается ставка.

— Что ты намерен предпринять? — спросил Флакк у Корвина.

— Полечу в усадьбу князя Андрея. Отгадки на все вопросы — там. Осмотрю место преступления, всех допрошу. Должна же быть какая-то зацепка!

— Чем я могу помочь? — спросил Флакк.

— Не знаю. Пока все слишком запутано. Один сплошной карнавал и непрерывная смена масок.

Корвин вкратце передал подробности допроса.

— Как вышло, что у тебя оказался бластер князя Андрея, а лучемет Друза валялся в траве? — спросил Флакк.

— Это я и хочу выяснить. Как можно скорее. А ты… стереги мою сестричку. Не отходи от нее ни на шаг, пока я не вернусь. Я уж заставлю князя Андрея выложить мне всю правду. Как его бластер оказался у меня и зачем он хотел, чтобы я взял Стаса на Лаций. Сидеть на месте и ждать, как он советовал, я не собираюсь.

Марку очень хотелось спросить Лери, как она отважилась предать жениха и брата.

Но…

«Сейчас не время», — шепнул голос.

— Дело опасное. Я дам тебе двух легионеров из охраны посольства, — предложил военный трибун. — Пусть переоденутся в гражданское и сопровождают повсюду.

— Ни к чему. Я — мальчишка, лопух, которого можно использовать: пока они так считают, мне ничто не грозит. Никчемный следователь проворонил интригу, позволил арестовать невинного человека. Я — ничтожество. Напротив, моя смерть вызовет подозрения. Пока я не наступил им на хвост и не прищемил как следует, они меня пальцем не тронут. — Говоря это, Марк смотрел на сестру. Лери закусила губу. Да, ей было больно. Но это могла быть боль запоздалого раскаяния.

— И когда ты им наступишь на хвост? Скоро? — поинтересовалась Лери.

— Когда найду Сергия Малугинского.

— Тогда возьми мой бластер. — Трибун снял с пояса кобуру и протянул ее Марку.

— Надеюсь, на этот раз бластер именно твой, — криво усмехнулся юный следователь.

Трибун уступил Корвину флайер с «Клелии». Отличная машина. Она мчалась по адаптивной дороге на бешеной скорости, а Марк не ощущал ни вибраций, ни тряски. Амортизаторы и регуляторы высоты работали идеально. Можно откинуться в кресле и дремать, наблюдая за дорогой. Можно предаться даже Венериным удовольствиям, было бы с кем.

Что с тобой, Корвин? Ты подражаешь Стасу, сам того не желая. Ты — Протей, способный меняться каждый миг, потому что у тебя нет собственной сути. Нет, не так! Моя цель — Юстиция, ей я служу, богине с прекрасным именем Справедливость. А мелкое подражательство — это наносное, привычка примерять чужие маски, чтобы лучше вникнуть в характер. Пока я занимаюсь убийством Стаса, я буду Стасом. Чей цинизм (кинизм, сказали бы на Лации) доведен до абсолюта. Был доведен… Что им двигало? Презрение к людям? Неуверенность в себе? Какая-то подлость в прошлом? Унижение? Или элементарная трусость, которая так любит рядиться в цинизм и брутальность? Или… все это маски? А перед нами — несчастное одинокое существо, жаждущее любви и дружбы? Никаких сомнений, что ночью во время маскарада кто-то нарядился в платье Лери и явился к Стасу, обещая Венерины забавы… Или все-таки Стаса посещала Лери собственной персоной?