Дед запел, и оба снова заливисто рассмеялись.

– "Всё равно…" – говорит. – "Ничего не сделаешь…" – сквозь смех выдавил дед. – "Давай хоть песню споем! Врагу не сдаё-отся наш гордый «Варяг». Пощады никто-о не жела-ает!". Тогда другой помощник говорит: "Вы что? Бросьте дурака валять! Это он напился больше, чем нужно было. Он один выпил две бутылки водки. Виски", – говорит, – нажрался! Добрался до ящика, а я не успел закрыть, понимаешь, это… кладовую. И он натюкался и пошёл, схватился за руль". Тогда все пассажиры стали просить штурмана: "Дяденька, пойди отдохни! Пойди отдохни маленько! Мы подержим руль!". "Что-о?" – ревёт штурман.

– "Отдохнуть? Вы мне на мель корабль посадите!". А сам вот так вот качается. Вот так!.. А пассажиры… Э-э! Если б ты видел, что делается с пассажирами! Пароход-то то в эту сторону, то в эту…

– Ну и что? – завороженно спросил внук.

– Как что? То на один бок, то на другой! Все как яблоки катаются! О-ох!.. Это прямо жутко!.. – заплакал от смеха дед. – Весь состав пассажиров летит, как яблоки!.. Пассажирки молодые: "Ай! А-я-яй!" – кричат. А штурман: "Что вы айкаете? Кто на море не бывал, тот и горя не видал! Вы что думаете, переплыть море – это такой пустячок? Вот ещё часика два поплаваем – и всех ко дну пущу!". Помощник руками разводит: "Наверное, он зарёкся не довести до конца корабль…". Сам бледный… Подходит ещё раз к штурману и говорит ему так ласково-ласково: "Товарищ штурман, ну… ну прилягте маленько! Ну, выпейте… чашечку кофе!". А штурман смотрит на него, как зверь. Какой кофе тут тебе! "Ты мне", – кричит, – "преподнеси беленькой!..". Ему не хватило!..

Неизвестно, чем бы закончилась столь занятная импровизация, но в это время вошла Лена, невестка Наума Аркадьевича, с двумя полными сетками продуктов.

– Здравствуйте! – сказала она. – Ну, как вы тут?

Дед тут же засуетился:

– Принимай!.. Сын, принимай сетки!.. Что ж ты смотришь? Принимай у Лены!.. Принимай всё! Приёмку делай! Ой-ё-ёй! Смотри, какое количество на себе таскала!.. Я же говорил – надо было на машине ехать!..

– Вот, Олег, смотри! – сказала невестка и вытащила из одной сетки книгу о насекомых. – Вот муравьиная матка с крылышками…

– Ух, ты! – сразу же переключился внук, так как страшно увлекался в последнее время насекомыми.

Сын Наума Аркадьевича, приняв сетки, тоже с интересом смотрел в книгу.

– Да-а… – протянул дед, рассматривая фотографию. – Она, между прочим, не пьёт вот как тот штурман, про которого я рассказывал. О-о! "Жизнь насекомых»! Смотри, какие здесь картинки! Вон… личинки! Во-о, смотри – «насекомые-строители», «насекомые – учители».

– Ага! – хохотнул внук, приняв шутку.

– Все думали, что он учитель, а он был просто укротитель! – тоже рассмеялся дед, видимо, вспомнив «сталинский рай", и продолжил: – Видал, какие надписи? «Священный капр». Это интересная книжечка!.. Сын, что ж ты смотришь на Лену как баран на новые ворота? Разбирай продукты, разбирай!..

После обеда, в приготовлении которого принимали участие все герои, и особенно Аполлон, сокрушавшийся по поводу нерасторопности своего временного автосервиса, друзья вместе с Абрамом Моисеевичем уехали в клуб, а Наум Аркадьевич перебрался в беседку. Туда же переместилось и всё его семейство. Правда, внук тут же убежал, и причиной этого был визит соседской вольно гуляющей дворняги Майки. Майкой ее назвал сам доктор, так как впервые она прибежала к нему в мае. На самом же деле у дворняги было другое имя и другой хозяин. Впрочем, она с удовольствием отзывалась на оба, так как и там и тут её кормили и баловали.

В беседках хорошо беседуется! Не правда ли – оригинальная мысль? А главное, всегда свежая, неожиданная и верная! Наверное, поэтому, когда невестка с сыном начали резать яблоки, очищая их от сердцевины и червоточин, дед и перешёл к своим воспоминаниям и рассуждениям. И поскольку разговор до этого вился вокруг всевозможных инфекций и, в основном, болезней "грязных рук", то он начал повествование о королеве инфекций – о чуме.

– Был я на чуме! Не простой, а настоящей! Такой чуме, где люди два дня – и умирали! Это было в калмыцкой степи. А я ещё был тогда студентом четвертого курса. У нас в Саратове, где я учился, был такой краевой институт микробиологии и эпидемиологии. Назывался «МИКРОБ». В общем, они набирали молодых людей в экспедицию… Желающих…

– Значит, это не обязательно было? – спросила невестка.

– Нет-нет, Леночка! По своему желанию! Нам, студентам, нужно было одеться, а деньги платили большие… Туда ехали вторым классом… пароходом… И обратно – вторым классом. Сначала в Астрахань… потом в Царицын. Это было при Советской власти… Это уже потом Царицын превратился в Сталинград, а теперь в Волгоград. Это был город… В зелени весь! Летом мы приехали! А от Царицына в ста километрах – вспышка чумы… В калмыцкой степи, среди калмыков. И мы туда ехали на простой деревенской арбе. Со всеми медикаментами и всякими снаряжениями. Целый поезд ехал… много таких повозок. И люди ехали… и врачи… А главный наш начальник всей экспедиции, Суворов, на легковой машине ехал. А рядышком с ним ехала санитарная машина. Суворов был такой опытный эпидемиолог, который уже и огонь и воду и медные трубы прошёл и все чумы пережил. Он тогда уже был лет пятидесяти-шестидесяти… По-нашему, это был человек уже зрелый… Приехали мы туда и начали там работать. Работа была военизированная. Никаких разговоров! Сказано – сделано! Один верхом, другой на арбе… куда пошлют, туда и едет. Где-то подозрительный случай по чуме… Подозрение только… пятнадцать-двадцать километров… Сразу же верхом едет туда человек… студент, фельдшер… и проверяет. Мы выискивали очаги и собирали всех заболевших в одно место. Там был уже карантин, и очень строгий. Государство затрачивало колоссальные деньги на то… что если в каком-нибудь посёлке, селе или хуторе один человек заболел чумой, то весь хутор окружали, как военизированный лагерь, и не выпускали никого в течение известного времени. Всё подвергалось дезинфекции, дезинсекции, всё сжигалось, что можно было сжигать. А люди, которые там жили… здоровые люди… Скажем, один случай, а сто человек страдает из-за этого… Та-ак… Им всем оплачивали деньгами специальные хозяйственники компенсацию за сожжённое. Чтоб не было бунта. Коров не разрешали ни впускать, ни выпускать, и сено им доставляли. А у нас, где мы жили, – в Заветном… село Заветное… такое было маленькое… там была развёрнута больница. И там было человек десять-пятнадцать больных с бубонной формой чумы…

– Но они же все умирали! – удивлённо воскликнула невестка.

Сын Наума Аркадьевича не раз всё это слышал и потому лишь довольно улыбался её наиву.

– Нет, Леночка, они помирали у нас не все, – ласково успокоил невестку дед. – Они помирали приблизительно восемьдесят процентов… Почти что все! Но кое-кто… Из десяти человек двое выздоравливали.

– Но это же остаётся иммунитет потом на всю жизнь, – уже спокойнее констатировала Лена, на что дед так же мягко, по-отечески возразил: