Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Дэнни молча переглядываемся. Интересно, сколько это еще продлится? Скоро ли лед треснет?
Снуп ID: ANON101
Слушает: не в сети
Снупписчики: 1
Утром я первым делом чувствую холод. Вчера было совсем по-другому: я проснулась с пересохшим ртом и неприятным ощущением, какое возникает после долгого сна в слишком теплой комнате. У меня дома в спальне температура на несколько градусов ниже.
Делаю глоток из стакана на тумбочке. Вода ледяная, будто из холодильника.
Под несколькими одеялами, которые накануне принесла Эрин, мне пока нормально, но мысль о предстоящем одевании не радует. В конце концов я дотягиваюсь до висящего на изножье кровати банного халата и втаскиваю его к себе под одеяло — погреть. Помню, в детстве я тоже так делала: натягивала школьную форму прямо под одеялом. Моя спальня располагалась на плохо переоборудованном чердаке, и зимой я спала, как на улице. По утрам дыхание повисало в воздухе белым облачком пара. По ночам влага конденсировалась на скошенном потолке и замерзала, и при пробуждении я наблюдала за медленно ползущими вниз по стене надо мной ледышками. Здесь еще не так плохо. Я, между прочим, в роскошном шале, а не в старом викторианском доме в Кроли. Хотя все равно холод кошмарный.
Беру телефон. Семь часов девятнадцать минут. Заряда батареи осталось пятнадцать процентов. Я не успеваю огорчиться — мое внимание привлекает кое-что другое.
Уведомление.
Ночью телефон каким-то чудом подключился к интернету. Сигнал уже опять пропал, бледно-серый индикатор в углу экрана неактивен, но уведомление есть, оно доказывает, что связь была, пусть и недолго.
Уведомление от «Снупа», это тоже сюрприз. Я никогда не получаю от «Снупа» уведомлений. Они приходят лишь в случае нового запроса в подписчики, а у меня подписчиков не было и нет.
Хотя… теперь есть. Ночью меня кто-то заснупил. Интересно, как? Я ведь ничего не слушала. Разве такое возможно? Наверное, когда заработал вай-фай, включилась та музыка, которую я слушала последний раз.
Надо же. Узнать, кто этот подписчик, невозможно: данные видно лишь в режиме реального времени — когда человек выходит из приложения, информация исчезает и остается просто цифра. Ладно, незачем зацикливаться на ерунде. Наверняка какой-то бот, или сбой сервера, или мой ник набрали по ошибке.
Внизу тихо, зато значительно теплее. На печи в вестибюле ждут подогретые вчерашние круассаны, рядом — два больших термоса.
Беру круассан и иду к печи в гостиной — перекусить и погреть руки у огня. Краем глаза замечаю движение и поворачиваюсь: в кресле сидит Эллиот, нависая над ноутбуком. Удивительная картина, причем по двум причинам. Во-первых, ноутбук работает, он даже подключен к питанию. Во-вторых, Эллиот почти никогда не покидает номера, разве что ради еды. Собственно, когда я работала в «Снупе», Эллиот даже ради еды не выходил из кабинета. Посылал за ней какого-нибудь стажера. Заказывал всегда одно и то же — черный кофе и три круассана из «Прет», с беконом и сыром. Наверное, когда «Прет» решил готовить круассаны только на завтрак, Эллиот испытал определенные неудобства. Интересно, как он поступил? Начал заказывать на обед что-нибудь другое? Почему-то мне сложно это представить. Может, стал посылать стажера за круассанами в десять утра?
Обычно я с Эллиотом не разговариваю. С ним трудно вести беседу, и тут нет моей вины. Ева однажды сказала, что Эллиот делит женщин на две категории: тех, с кем он хотел бы переспать, и тех, кто его не интересует. Я определенно отношусь ко второй категории. Все же сейчас набираюсь смелости.
— Привет, Эллиот.
— Здравствуй, Лиз.
Тон равнодушный, но я знаю, что по тону Эллиота нельзя судить о его настрое. Он всех так приветствует, даже Тофера, которого явно выделяет из остальных человеческих существ.
— Как это у тебя ноутбук работает?
— Я всегда беру с собой аккумуляторный блок.
Эллиот демонстрирует штуку размером с кирпич, от которой тянется шнур к ноутбуку. Конечно. Типичный Эллиот, ничего не оставляет на волю случая.
— Но интернета ведь у тебя нет?
— Нет, — соглашается Эллиот. — Для программирования он мне не нужен.
— Над чем работаешь?
— Над обновлением геоснупа.
Бледное лицо Эллиота чуть розовеет, и он пускается в длинные малопонятные объяснения про отслеживание геолокации, партнерскую рекламу, хранение и защиту персональных данных и технические трудности, возникающие при попытке совместить все элементы с законом и существующим интерфейсом «Снупа». Я киваю с притворным интересом. Меня заботит лишь одно — при помощи данной технологии Эллиот нашел Еву. Ее собственное приложение приведет спасателей к местоположению тела. Невыносимо трогательно и горько.
Наконец Эллиот умолкает.
— Понятно. Очень… увлекательно, — говорю я как можно убедительней.
Эллиоту, похоже, все равно. Проявлять чувства ему не свойственно.
— Теперь, если не возражаешь, я вернусь к работе, — заявляет он вдруг.
Его прямота всегда обезоруживает.
— Прости, — бормочу. — Я думала, ты пришел вниз поболтать.
— Я пришел вниз, потому что в моем номере очень холодно, — констатирует Эллиот.
Затем надевает наушники, и его пальцы вновь начинают бегать по клавишам.
Следовало бы обидеться. Подозреваю, что следовало бы. Я не обижаюсь. Прямота Эллиота обычно граничит с хамством, но в данных обстоятельствах она даже радует. В его словах не бывает недомолвок, скрытых смыслов и тайных ожиданий. Если Эллиот хочет донести некую информацию, то он ее сообщает. Если хочет от вас неких действий, то говорит о них. Мне так спокойнее, не то что в лицемерном мире Тофера и Евы. С ними никогда не знаешь, чего ожидать. Во время работы в «Снупе» они порой напоминали мне родителей: перед посторонними — сама приветливость, а после их ухода — одни вопли с угрозами. По крайней мере, когда Эллиот спрашивает: «Тебя что-то не устраивает?», он искренне ждет ответа.
Когда тот же вопрос задавал мой отец, дозволялось отвечать лишь одно: «Все устраивает, папа». Затем нужно было как можно скорее убираться с дороги, пока тебе не врезали.
Я откусываю круассан, задумчиво смотрю на язычки пламени в печи. За спиной раздается неожиданный шум, я вздрагиваю. Круассан падает. Подняв его, я оборачиваюсь навстречу Рику и Миранде. Рик, похоже, ночью не спал.
— Как ты? — вдруг интересуется он, садясь рядом.
Я теряюсь. Вот она, наглядная иллюстрация разницы между Риком и Эллиотом. Если бы такой вопрос задал Эллиот, я бы поняла, о чем он, — хотя Эллиот вряд ли станет задавать бессмысленные вопросы. Когда же спрашивает Рик, приходится гадать. Что он хочет узнать? О моих чувствах по поводу гибели Евы? Разве можно описать их в двух словах? Или это ничего не значащий вопрос из вежливости, на который положено отвечать просто «хорошо»?