В дверь стучат, вытираю слезы и поворачиваюсь. Заходит бабушка по маминой линии и крепко меня обнимает.

— Солнышко моё, знаю, как тебе тяжело. — Она гладит меня по голове, как в детстве. — Слишком больно хоронить таких молодых. — бабушка всхлипывает, тоже старается не заплакать. — Все мы когда-то уйдем.

Она отпускает меня из объятий, но продолжает придерживать за предплечья.

— Он ушел в лучший мир.

— К черту лучший мир, лучше бы он был в этом дурацком мире, со всей её жестокостью и злобой, живой, рядом с нами. — Злюсь я, вырываюсь из объятий и спешу вон из подъезда. Иду на общий балкон, глаза снова на мокром месте, меня трясет. Сажусь на колени, закрываю лицо руками и громко плачу. Когда слезы выплаканы, и я собираюсь уже отнять мокрые руки от лица, до плеча дотрагиваются. От неожиданности вздрагиваю и поднимаю голову. Из-за слез стоящих в глазах вижу только расплывчатое пятно, моргаю несколько раз и вытираю слезы. Передо мной на корточках сидит дедушка и гладит меня по плечу. Всё еще в черном костюме и черной водолазке, а рядом стоят тапочки. Оказывается, я выбежала босиком.

— Мы собираемся в больницу, поедешь с нами? — мягко спрашивает, неуклюжа вставая, всё-таки возраст накладывает на него свой отпечаток.

— Да, конечно, — встаю, делаю несколько глубоких вдохов, чтоб выровнить дыхание, вытираю слезы и иду следом за дедом.

Уже в квартире извиняюсь перед бабушкой, потом что я реально зря вспылила на неё, она не виновата в том, что случилось, она говорит, что понимает и обнимает меня крепко.

Мы едем к маме. Ей становится лучше, она идет на поправку семимильными шагами, что нас очень радует, мы сидим в вип- палате, в которую её перевели утром все вместе и мама слабо, но улыбается.

— Как я рада всех вас видеть, мои дорогие. Мам, Пап, а вы тут какими судьбами.

— Как узнали, что вы с Ваней в больнице сразу приехали. — После не большой заминке ответила бабушка Люда, папина мама.

— А вы к Ване уже ходили? Как у него дела? А то меня не выпускают из палаты, даже вставать не разрешают, представляете. — начала жаловаться мама, а мы переглянулись. Вот что ей отвечать? Видимо врать и недоговаривать.

— Ваня хорошо, только сегодня его видела, тебе привет передавал и спрашивал, как ты. Его тоже не пускают никуда. — Бодро отвечаю я, надеюсь, что убедительно. Никогда не умела и не любила врать, но мама улыбнулась, наверное, это означает, что поверила.

Через двадцать минут зашел врач и попросил закругляться, потому что маме нужен отдых. Все засобирались домой. Когда наклонялась, чтоб поцеловать мама попросила задержаться.

— Солнышко моё, я так соскучилась по вам.

— И мы по тебе тоже, дома без тебя пусто.

— У вас точно всё в порядке? Ты какая-то уставшая, грустная и глаза припухшие. Что-то случилось? — Вдруг говорит мама, беря меня за руку и нежна гладя тыльную сторону большим пальцем.

— Да, всё хорошо, мам.

А в голове мысли «только не заплакать», но, когда так смотрят на тебя, с такой заботой и нежностью, сдержаться не получается. Слезы сами по себе текут по щекам. Ну вот, расклеилась снова. Мама притягивает к себе и нежно гладит по голове и шепчет успокаивающие слова.

— Что у тебя случилось?

— Я так за вас переживала, — всхлипываю я, пытаясь не разреветься снова.

— Нет, дорогая, тут что-то еще. — Пугаюсь, а вдруг догадалась на счет брата.

— Тебя кто-то обидел на выпускном? — продолжает она. Слегка отпускает, значит не догадалась. Уж лучше знает о том, чем об этом.

— Я не хотела говорить. Расстраивать тебя не хотела. Тебе ведь поправляться надо. А у меня всё обошлось хорошо, не волнуйся правда. — Затараторила, а мама аккуратно меня прервала.

— Расскажи пожалуйста, что случилось.

И я рассказала. Всё. И про игру, и про Валеру, и про попытку изнасилования, и даже про того парня. Только сейчас, когда эмоции улеглись и тот день не казался самым ужасным днем в моей жизни, до меня вдруг дошло, что я не спросила даже его контактов, ну или хотя бы Имени.

— Мам, а я ведь даже не знаю, как его зовут. — Тихо произношу, заканчивая свой рассказ.

Мама смеется.

— Ты хоть его поблагодарила? Мы ведь учили тебя быть вежливой

— Ну как сказать…Я его это…поцеловала. — Кажется, мои щеки покрылись румянцем. Мама еще заразительнее.

— Считается за благодарность?

— Вполне, — продолжала смеяться, как вдруг закашляла сильно, что пришлось нажать на кнопку вызова врача. Медсестра пришла буквально через несколько секунд, посмотрела показание приборов, велела лечь, сделала какой-то укол, после которого маме стало резко легче и посоветовала заканчивать беседу, потому что маме нужно отдыхать.

— До завтра мам, я люблю тебя, поправляйся по быстрее, мы ждем тебя дома, — на прощание поцеловала и направилась к двери.

— Я люблю тебя дочка, присмотри за папой, ему сейчас тоже тяжело.

Знаю мам, видела. Но мы справимся, обязательно справимся, ты только поправляйся. Но это я подумала про себя, а ей только улыбнулась и вышла прочь.

Больницу покидала, как ни странно, с легкой душой. Как будто камень оборвался и свалился с плеч.

Но моя безмятежность длилась не долго. Это ночью мамы не стало. Папе позвонили в два часа ночи. Он молча выслушал звонившего и когда вызов отключился разнес кухню, в которую он ушел, чтоб поговорить по телефону и никого не разбудить, в хлам. Когда, проснувшись от нечеловеческого крика, прибежала на кухню, стол и стулья были перевернуты, посуда разбита, а ваза с цветами, которая стояла на подоконнике лежала разбитой на мелкие кусочки на полу, рядом разлита вода и лежали поломанные красные розы с большими шипами. Их родители подарили на окончание школы, вместе с золотой цепочкой, за аттестат с отличием и золотую медаль.

— Пап, что случилось? — тихо произношу я, он поворачивается ко мне. Радужки глаз не видно, когда ярко-голубые глаза как у меня стали черными, настолько сильно увеличены зрачки. Он в ярости, таким никогда его не видела, даже когда с мамой ссорились он оставался добрым и очень редко поднимал голос, а тут он выглядит как запуганный и загнанный в угол зверь.

— Тани…Тани больше нет… мамы больше нет… она умерла… — он опускается на стул, опираясь о край руками и склоняет голову так низко, что почти не видно лица.

Иду к нему, не замечая, как осколки от вазы впиваются в кожу стопы.

— Пап, ты что такое говоришь? Этого не может быть, она же шла на поправку, давали хорошие прогнозы. Пап, это ошибка, этого не может быть. — Подхожу в плотную к нему и поднимаю лицо.

— Давай съездим в больницу и убедимся, что они ошиблись. Пожалуйста, давай съездим.

— Поехали.

Разворачиваемся и замечаем, как родственники смотрят на нас. Они всё слышали.