– Стало быть, у меня талану к этому нету.

– Варенька, правильно надо сказать: «Таланта нет», – весело поправляла Аннет. – Ты же сама просила предупреждать, если ты что-то неверно говоришь!

– И спасибо вам на том! Нет, я лучше послушаю, как вы играете. Окажите милость, сыграйте то, где ручей журчит и мельница шумит!

– Шуберта? Изволь. И когда ты в самом деле начнёшь говорить мне «ты»?! Сколько раз я просила!

– И не ждите, не сумею!

– Но тогда я вынуждена буду тоже говорить тебе «вы», а этого я уже никак не смогу!

– Ну так и оставьте всё как есть, кому с этого худо? – смеялась Варя, аккуратно присаживаясь в кресло и складывая руки на коленях. – Вы сыграйте, Анна Станиславовна…

– Аннет!!!

– Как угодно будет. Сыграйте, а я послушаю.

«Дикость какая!» – шипела из-за дверей Александрин, но обе девушки не слышали её, поглощённые хрустальной мелодией из «Прекрасной мельничихи».

В середине лета прибыл в отпуск перед отъездом в полк восемнадцатилетний Сергей Тоневицкий. Когда дрожки вкатились на широкий двор имения, молодой человек сразу услышал звуки пианино и девичий дуэт, старательно выводящий:

– Ах, то не зорька, то не зорька в поле…

«Аннет! – радостно понял Сергей. – Но кто же это с ней? Неужто наша Александрин стала наконец чем-то одушевлённым?»

Выпрыгнув из дрожек и не слушая радостных возгласов сбегающейся дворни, он взлетел по крыльцу, толкнул дверь, ведущую в залу. Музыка смолкла, и из-за пианино к нему обернулись две девушки. Аннет, удивительно выросшая и похорошевшая за минувший год, с радостным писком кинулась брату на шею. Вторая девушка, постарше, в чёрном дешёвом платье, с великолепной тёмно-рыжей косой, уложенной вокруг головы, к изумлению Сергея, низко, по-деревенски ему поклонилась.

«Кто же это такая? – подумал он. – Из соседей? Чья-нибудь гостья? Странно она интересничает, однако…»

– Аннет, представь же меня своей подруге, – попросил он сразу же, как бурные восторги сестры поутихли. – Или же мы знакомы, а я всё позабыл?

Аннет расхохоталась. Незнакомая девушка смущённо подняла зеленоватые, в забавную крапинку, – словно солнце проглядывало сквозь листву, – смеющиеся глаза.

– Вестимо, знакомы, барин! Я – ваша крепостная бывшая, Варвара Зосимова. Третьего года вместе с батюшкой на волю пущена. Батюшку-то моего, живописца, помните, верно? С вашей матушки портрет писал, доселе в зале висит…

– Так ты… Вы – Варя? – поражённо спросил Сергей.

Аннет украдкой улыбнулась, глядя в его изумлённое лицо. Утреннее солнце било в затылок Вари, сияя в её растрепавшихся кудрях, смеялись её глаза, глядящие на молодого барина спокойно, ласково и без капли подобострастия. Сергей сам не знал, как вышло, что он подошёл и, щёлкнув каблуками, поцеловал худенькую шершавую руку без перчатки. Варя покраснела так, что не видно стало веснушек, и ясно было, что ей стоило чудовищного усилия воли не отнять руку.

– Не к лицу вам, барин, – шёпотом заметила она. – Нешто я барышня, чтобы мне ручки целовать?

– Не барышня, но и не крепостная! – улыбнулся Сергей. – И я вам больше не барин, так что зовите меня Сергеем. А я вас буду – Варварой Трофимовной.

– Можешь и госпожой Зосимовой, Варенька в обиде не будет! – рассмеялась Аннет.

Варя, невольно улыбнувшись, махнула на неё рукой.

– Вы споёте мне ещё? – торопливо попросил Сергей. – Ведь это вы так восхитительно вели вторую партию? У сестры, как я помню, голос выше!

– Она, она! И заметь, дыхание у неё совершенно бесконечное! – заметила Аннет так счастливо, словно речь шла о её собственном дыхании. – Что угодно вытянет, любое legato, даже страшно иногда! А ещё у Вари счастливая наследственность, она великолепно пишет с натуры, может и тебе сделать портрет!

– Кстати, мадемуазель Варя, у вас прелестное платье! – едва сумел ввернуть Сергей подходящий комплимент.

– …и все платья она шьёт себе сама! Вот это взято из французского журнала. Маменька специально ездила за ним за двенадцать вёрст к Пегашиным! У меня так ничего и не вышло, только зря семь аршин материала испортила, а Варя…

Варя смеялась:

– Господи, Анна Станиславовна, да вы меня ровно продавать собрались – так расхваливаете! Я пойду, пожалуй… А то барин с дороги, ему отдохнуть надобно да покушать, а не нашу болтовню слушать…

– Вот-вот, любезная, ступай, – послышался недовольный голос, и в комнату торжественно вплыла Александрин – затянутая в рюмочку корсетом, вся в бледных шелках и кружевах, несмотря на июльскую жару, с веером и в лайковых перчатках, с высоким коком, пронзённым длинными шпильками, на голове.

– Бонжур, Серж, я рада вас видеть! Надеюсь, путешествие ваше было удачным? Ступай, милая, тебе здесь более нечего делать! – сквозь зубы, в нос, обратилась она к Варе. Та, разом смутившись и заторопившись, неловко собрала свои книги и поспешила к дверям.

– Александрин, как ты груба, право! – сердито заметила кузине по-французски Аннет.

А Сергей, поднявшись, довольно резко бросил по-русски:

– И вот такие манеры в Смольном называют «комильфо»? У вас, должно быть, лавочница сидит в инспектрисах! – И, не дожидаясь, пока кузина начнёт рыдать, быстро вышел из зала вслед за Варей. Вся дворня с раскрытыми ртами наблюдала, как молодой барин берёт из рук Варьки Зосимовой её книжки и вместе с ней выходит из ворот имения, что-то весело говоря.

С того дня Варя Зосимова и Сергей Тоневицкий встречались почти каждый день. Стоял разгар летней страды, Варя была очень занята в поле и по хозяйству. Только вечером, когда обессиленное солнце опускалось за холмы, она могла прибежать на цветущий иван-чаем косогор у опушки леса.

Как было весело, как радостно бежать босиком по узкой тропке, заросшей повиликой, пересекать на натруженных ногах взгорки и низинки, перепрыгивать через муравьиные кучи и корни деревьев, вихрем пролетать сквозь дебри золотистого, сладко пахнущего донника!.. А там перепрыгнуть канавку, сплошь затянутую ряской, ворваться, на бегу отряхивая подол, на залитый розовым светом косогор, оглядеться из-под руки – и увидеть в зарослях полевой рябинки знакомую белую фуражку.

– Варенька, что ж так долго? Здравствуй!

– Да разве же долго, помилуйте?! Напротив, куда как рано откосились нынче!

– Я бы и пришёл помочь, но ты же запретила…

– Знамо дело, запретила! Не в обиду будь сказано, да только толку-то от вас на покосе?.. Только бабам смехи. Вы ведь и косу отродясь в руках не держали, а там умеючи надо!

– Да ты бы меня научила!

– Да мне там и времени-то нет учить! И ни к чему это вовсе! Вы – барин, вам другое дело от Бога назначено. Разве я, к примеру, пойму когда-нибудь, как солдатами командовать? А вот давеча вы мне книгу свою показывали, «Фортификация»… Ой, страсти даже смотреть было!