Там тоже было пусто. Все работы закончились, нивы были безлюдными, и только редкие копны сена высились на фоне выцветшего неба, как огромные доисторические животные. Выбравшись на дорогу, Вера пошла между полосами седого жнивья, следя за треугольником журавлей, тоскливо курлычущих в облаках. Задумавшись, она не сразу услышала, что тишину вокруг нарушает всё усиливающийся стук копыт и жужжание колёс. Когда же стало очевидно, что сзади кто-то катит в дрожках, Вера отошла на обочину и, к своему изумлению, увидела Андрея Команского в его изящном экипаже.

– Доброе утро, пани Вера! – не спеша поздоровался он. Дал кучеру знак остановиться и, выбравшись из экипажа на дорогу, церемонно поцеловал Вере руку.

– Пан Команский, куда же это вы в такую рань и не позавтракавши?! – От удивления Вера даже забыла ответить на приветствие. – Весь дом ещё спит, а вы куда-то мчитесь прочь?

– Привык, знаете ли, рано вставать, – пожал могучими плечами Команский и не спеша пошёл рядом с Верой. – Вы, я вижу, тоже? Или даже не ложились?

– Не ложилась, – вымученно улыбнувшись, созналась Вера. – Я, знаете ли, когда сильно устаю, вовсе не могу уснуть. Вот и сейчас… Какое счастье, что теперь до самого Рождества никаких именин и праздников и…

Спохватившись, что её слова звучат невежливо, Вера умолкла на полуслове и испуганно взглянула на Команского. Тот искренне рассмеялся:

– Пани не любит праздников?!

– Не люблю, уж простите, – со вдохом сказала она. – Вы знаете, я из небогатой семьи, и таких оглушительных приёмов маменька никогда не могла закатывать. Так что у меня никакого опыта в подобных увеселениях, даже в качестве гостьи. А уж как хозяйка, верно…

– Вечер прошёл великолепно, – утешил Команский. – Стась, если бы был жив, остался бы доволен. Уж он-то знал толк в приёмах и балах. Особенно фейерверк был хорош!

– Ну, тут уж вся честь не мне, а Серёже, он этим занимался. Меня, по чести сказать, более волнуют другие вопросы. Вы, пан Команский, пшеницу уже продавали?

– Ещё нет, но после Покрова повезу. А у вас с этим затруднения?

– Ещё какие! Мне тут доложили, что купец Долгополов, которому покойный Станислав Георгиевич пятнадцать лет продавал, вдруг отдал богу душу! А наследники гуляют вовсю в Петербурге и слышать ничего ни о каких продажах не хотят. Теперь поневоле надо искать другого покупщика, а что же я в этом смыслю? Покуда найду, триста пудов, чего доброго, сгниют в амбарах! Тем более что пшеница удалась на славу, у меня двадцать пудов с десятины взято, и…

– Ну, не стоит вам этим беспокоиться. Я всю жизнь продаю Селивёрстовым в Гжатске, если желаете – они и у вас возьмут. Завтра я еду в уезд, заодно и договорюсь.

– Буду вам очень благодарна! – с облегчением сказала Вера. – А жито они взять не захотят?

– Спрошу и об этом. Кстати, если у вас будут холсты – один купец в том же Гжатске скупает по сносной цене. Но качества требует отменного!

– У нас холсты хорошие! – обрадовалась Вера. – О, если бы и это можно было устроить, тогда и лес продавать не надо! Пусть лучше в Загорихине отстраиваются! У нас ведь, как вы слыхали, вероятно, пожар был, четыре двора дотла выгорели, а зима на носу, и…

Команский негромко рассмеялся. Вера умолкла, озадаченно взглянув на него.

– Как пани умудряется справляться с таким огромным хозяйством? – спросил он, улыбаясь. – Стась, уж на что был опытным хозяином, и тот с ног сбивался, а вы… Насколько я знаю, вы и в деревне-то не жили никогда?

– Право, я сама не знаю, как справляюсь, – честно ответила Вера. – Временами мне кажется, что всё разваливается у меня в руках, дети будут разорены, а я не сдержу слова, данного Станиславу Георгиевичу…

– Он не имел права брать с вас такого слова, – вдруг резко сказал Команский, и светлые глаза его похолодели. – Он должен был понимать, что делает.

– Мне кажется, у него не оказалось выбора, – возразила Вера. Она постаралась не показать своего изумления, вызванного неожиданным тоном Команского и тем, что тот слово в слово повторил сказанное накануне братом Мишей. – Близких родственников, насколько я знаю, у Станислава Георгиевича не было, а я… На мой счёт он, по крайней мере, был уверен, что я всё сделаю для его детей… и сдержу слово. К тому же мне здесь многие помогают… Вы, например.

Команский шутливо раскланялся.

– Всегда счастлив помочь прекрасной пани! Кстати, это верно, что вы школу для крестьян намереваетесь открыть?

– Уж и не знаю, ей-богу, когда руки до этого дойдут, – задумчиво сказала Вера. – Но сделать это необходимо. Среди крестьян множество способнейших людей! Посмотрите хотя бы на художника Зосимова и его дочь. Невежество душит их, губит… С нашей стороны нужно так немного, чтобы помочь им выбраться из этой ямы! Я считаю, что мы просто обязаны это сделать, коль уж находимся в ответе за этих людей… Пан Команский, что говорят в губернии? – внезапно перебила она себя. – Это правда, что скоро дадут волю?

Некоторое время Команский молчал, поглядывая на стога, теряющиеся в сером тумане вдали.

– Насчёт «скоро» ничего обещать не могу, – медленно сказал он наконец. – Скоро в России ничего не делается, но… думаю, что ничем другим кончиться не может. И так уж затянули до невозможности. Боюсь только, что ничего, кроме новых бед, и нам, и мужикам, от этого не выйдет.

– Но… отчего же?

– А земля-то, пани Вера? Мужикам воля без земли не нужна, это хоть кого спросите! Мои вон и слышать ничего не хотят. Гудят: «На што та воля, коли землицу отберут?»

– Странно… Ваши ведь живут неплохо, хозяйства справные, не голодают…

– Как раз потому, что моя земля им ничего не стоит, кроме трёх дней барщины. А представьте, что они станут свободными, – то есть я, как помещик и господин, никакой ответственности за мужиков уже нести не стану. А все мои двести десятин в этом уезде останутся в моём пользовании. Что я должен буду делать, как разумный хозяин? Назначать арендную плату в том случае, если отдам землю в пользование мужикам… Либо нанимать в работники тех же мужиков. А какой мне резон платить им деньги, если гораздо выгоднее использовать их труд в качестве платы? Получается та же барщина, выгодная и мне и им, поскольку живых денег у мужиков отродясь не водилось… И всё вернётся на круги своя.

– Но… ведь это получается бессмысленно и нечестно! – пожала плечами Вера. – Начнутся волнения, бунты, особенно в хлебных губерниях… Правительство обязано найти какой-то выход! Возможно, нарезать мужикам землю бесплатно, хотя бы небольшие наделы, а там…

– Кто же на это согласится, пани Вера? – усмехнулся Команский. – Полагаете, хоть кто-нибудь из наших с вами соседей проникнется положением собственных мужиков настолько, что будет отдавать им свою землю? Свою собственную землю, с которой они испокон века имели доход? Никто на это не пойдёт, уверяю вас… И вы, между прочим, не пойдёте тоже. Потому что раздать крестьянам землю означает значительно ущемить в доходах падчерицу и пасынков. Вряд ли это окажется достойным выполнением завещания Стася. Не так ли?