Роуз вдруг вспомнила о любимом мамином свитере из кашемира, с вечно модным цветочным рисунком на насыщенном коричневом фоне. Он явно был слишком мал для отца. Но можно ли превратить его во что-то другое? Она зашла в гардероб и сняла свитер с вешалки. Как только Роуз прижала его к щеке, ее переполнил запах, которым могла пахнуть только мама. Ароматы наслаивались один на другой. Сначала ландыши, росшие на заднем дворе их дома в пригороде Филадельфии. Потом запах поля, усеянного дикими цветами, где они бегали с воздушными змеями. Все это смешалось с соленым бризом пляжа и резким запахом солнцезащитного крема. Затем прибавился еще один аромат: бархатных лепестков дамасских роз. Все эти ароматы источала она. Роуз уткнулась лицом в свитер. Как потерянная душа, которая вернулась к ней.

Но потом у нее возникла ужасная мысль: что, если кашемир нарушал свод законов о роскоши, которые указывали, какую одежду могут носить люди? Вдруг кашемир вне закона? Отца могут арестовать. Изобрели ли кашемир к шестнадцатому веку? Она подбежала к компьютеру и погуглила. И упала духом, когда прочитала в «Википедии», что кашемир придумали несколько тысяч лет назад в Монголии, Индии и Кашмире (естественно). Знал ли кто-нибудь об этих местах четыре века назад? Возможно, путешественник Марко Поло. Принцесса Елизавета была очень умна и постоянно читала историю. Тем не менее она никогда не упоминала Марко Поло. Две секунды спустя Роуз чуть не закричала от радости. В 1811 году Уильям-Луи Терно, ведущий производитель шерсти во Франции при Наполеоне, начал производство кашемира из приобретенного им стада коз. Слишком поздно для законов о роскоши шестнадцатого века.

– Аллилуйя!

Она тут же потянулась за швейными ножницами и только начала разрезать свитер, как пришла Марисоль.

– Зачем ты режешь прекрасный свитер?

– Он принадлежал маме. Мне он не идет, так что я его перекраиваю.

– Перекраиваешь?

– Превращаю во что-то другое. Я постоянно так делаю. Однажды я перешила мамин свитер в юбку для себя.

Она смотрела на Марисоль в надежде, что та поверит. Будет сложно объяснить, что это для отца. Как-нибудь в другой раз.

– Где ты была?

– Делала маникюр твоей бабушке, потом – Бетти, а затем – поварихе Ширли. Все захотели.

– Ой, как мило с твоей стороны.

– Пора начать упаковывать другие подарки.

– И мне. Как только закончу с этим.

* * *

В тот вечер, в канун Рождества, Роуз, Марисоль и бабушка Роуз ужинали в библиотеке за круглым столом. В камине горел огонь. На рождественской елке светились гирлянды. Всю эту прекрасную комнату с ореховыми панелями заливал янтарный свет. После ужина Марисоль извинилась и поднялась наверх, чтобы закончить упаковывать подарки. Роуз с бабушкой сидели на диване напротив камина. Когда Марисоль уходила, Розалинда проводила ее взглядом.

– А теперь напомни еще разок: как ее зовут?

– Марисоль, бабушка. – Роуз подавила вздох. Ей всегда было так грустно, когда бабушка переживала эти кратковременные промахи.

– Ох, какая я глупая. Почему я не смогла вспомнить ее имя?

Когда Роуз только-только переехала сюда, Розалинда часто обращалась к Бетти и спрашивала: «Что это за девочка? Как ее зовут?» Роуз предполагала, что так будет и дальше. Память бабушки несколько истерлась.

– Я сочувствую ей. Она, должно быть, скучает по своей матери, особенно сегодня.

– Я тоже скучаю по своей, – ответила Роуз. – И по отцу.

Просто сорвалось с языка. Она не хотела это говорить.

– Ох, дорогая моя девочка! – Бабушка сжала ее руку.

Роуз вдруг уронила голову бабушке на плечо и зарыдала. Розалинда погладила ее и мягко сказала:

– Тише, тише.

Звук бабушкиных слов чем-то напоминал мурлыканье кошки.

Роуз никогда не говорила об отце, кроме одного раза. Тогда она спросила бабушку, знала ли та ее папу, и Розалинда ответила, что нет, но потом призналась, что он мог быть из «того времени». «То время» – так бабушка Розалинда называла давно прошедшие века, куда уходила сама. Роуз опять подняла голову и всхлипнула:

– Знаешь, бабушка, а ведь я познакомилась с папой.

– Правда? Ты наконец-то с ним встретилась?

Роуз кивнула и вытерла нос о рукав.

– И как его зовут?

– Николас Оливер.

– А, золотых дел мастер.

– Ты его знаешь?

– Нет, но его отец был придворным золотых дел мастером до него, и все говорили, что Николас по таланту даже превзойдет Уильяма.

– В общем, я готовила для папы рождественский подарок.

– Прекрасно, дорогая. Так почему бы тебе не пойти и не отдать подарок ему?

– Правда?

– Конечно. Почему бы не сходить сейчас? – Ее глаза хитро блестели. – Уверена, что ты вернешься к рождественскому ужину.

В этот момент часы на каминной полке пробили девять.

– Но, возможно, там не будет Рождества. Ты же знаешь, нельзя предсказать, в каком месяце окажешься, – возразила Роуз.

– Какая разница? Подарок есть подарок. Он ему понравится, какой бы ни был день: Рождество, Шмождество. Просто иди и вручи подарок от всей души.

– Ты права. – Роуз поцеловала бабушку перед сном. – С Рождеством, бабушка. Ты лучшая.

А затем девочка побежала наверх за подарком. Марисоль снова стояла на коленях и шептала молитвы на испанском.

Она посмотрела на Роуз:

– Куда это ты?

– Я вернусь через три.

– Три чего?

– Три минуты, не дольше.

– Feliz Navidad[19], Роуз.

– Спасибо, Марисоль.

Роуз ненадолго остановилась возле пересадыша с подарком под мышкой. Неужели он вырос на четверть дюйма? Роуз нагнулась, опустив лицо к стеблю.

И вот она здесь! Не разгибаясь, девочка запихнула подарок под матрас в крохотной каморке во дворце Уайтхолл. Кто-то тихонько постучал в дверь.

– Да?

– Это просто я, Сара. – Она на секунду замолчала. – Со свежими новостями!

Роуз и забыла, что теперь у нее есть собственная комната. Прислуга ушла, а новую не набрали. Поэтому пустую комнату заняла Сара.

Роуз закатила глаза. Сара была абсолютно одержима возможной помолвкой королевы с испанским принцем.

– Да-да, входи. Расскажи мне обо всем. – Роуз притворилась, что ей не терпится узнать. Бумага под ней зашуршала, и Роуз закашляла, чтобы замаскировать шум. Сара открыла дверь и вошла, ее глаза блестели: