– Вот чего я не понимаю, – сказала Роуз, – чем так плоха Библия?

– Библия была переведена с латыни на английский всего тридцать лет назад. Тогда ее смогли прочесть простолюдины.

– Ну и что? Чем это плохо?

– Если они могут ее прочесть, значит, могут обсудить или оспорить. У папы больше не осталось права последнего слова. А власть папы нельзя ставить под сомнение. И королевы Марии – тоже. Она настроена на уничтожение подобных вольностей. Эдвард Куртене предоставил ей список подозреваемых протестантов. В окружении принцессы Елизаветы таких несколько.

Фрэнни! Фрэнни была протестанткой. Когда Роуз научила ее читать, та сказала, что больше всего на свете хочет скопить денег и купить Библию.

– А костры? О чем это, Джейн?

– Они не собираются просто запирать этих людей в Тауэре. Они сожгут протестантов на костре.

– И он шептал все это на ухо королеве? – спросила Роуз.

Джейн кивнула:

– Я бы сказала, грубо ее добивался. – И тут Джейн хрипло рассмеялась. – Мне пора.

Роуз тяжело опустилась на ступеньки, ведущие к башне. Отец предупреждал. Ее голова абсолютно точно кружилась от страха и шока. Она сильно зажмурилась, пытаясь отогнать от себя образ Фрэнни, привязанной к столбу. Как искры вокруг нее превращаются в костер. Потом в голове появился еще один образ: контрабандисты, которых они называли койотами, кружащие вокруг Марисоль. И офицеры иммиграционной и таможенной полиции, о которых им рассказал Сэм Голд. Пока Марисоль не получила документы, она была в опасности. Если агенты схватят ее, то отправят в следственный изолятор. Роуз никогда в жизни не чувствовала себя такой разбитой. Она нужна в двух местах одновременно. В доме бабушки в XXI веке, где надо помочь Марисоль, и в Хэтфилде, чтобы предупредить Фрэнни. А еще оставался отец – ему тоже грозит опасность?

– О, папа, – вздохнула она.

И дотронулась до того места, где висел медальон. Роуз чуть не стошнило, когда она подумала, что тот на шее королевы Марии. Если королева откроет его и увидит фотографии, для Роуз все будет кончено. Их назовут колдовством. Здесь жгут ведьм, так ведь?

А затем Роуз вернулась, в халате и пушистых тапочках.

Действительно, она оказалась на том же месте, где стояла, когда ушла: перед саженцем дамасской розы. Она наклонила голову в одну сторону, чтобы изучить цветок более тщательно. Неужели тот слегка обвис? Что-то неуловимо изменилось. Тревога прокралась в сердце Роуз. Как изменения могли произойти так быстро? Ее ведь не было всего минуту или две – обычная продолжительность ее путешествий во времени. В эпоху Тюдоров могли пройти месяцы или годы в шестнадцатом веке, тогда как в ее родном – лишь минута или даже секунда. Роуз не брала с собой айфон, но вспомнила, что было 12:01 ночи, когда она на цыпочках спускалась из спальни, 12:01 самой долгой ночи и самого короткого дня в году. Но в оранжерее не было часов. Ближайшие – в библиотеке, где они с бабушкой и Марисоль сидели некоторое время ранее.

Поэтому Роуз направилась в библиотеку. Красивая комната, совершенно не похожая на оранжерею. Царство темноты и теней. Она щелкнула выключателем, и мягкое янтарное сияние ореолами озарило помещение, обшитое ореховыми панелями. Ароматы окружили ее: запахи дерева, кожи и масла, которое дважды в год наносилось на старые кожаные тома. И аромат бальзама с рождественской елки.

Все эти запахи так отличались от тех, что были в оранжерее, наполненной ароматом жизни и роста! Пахло здесь, конечно, не смертью, но консервацией. Многие книги на полках были старинными, редкими и, вероятно, забытыми большинством людей на свете. Книги по истории и древние энциклопедии. А еще такие, какие ее бабушка называла «часословами», очень ценные. Крошечные молитвенники, прекрасно иллюстрированные монахами эпохи Средневековья.

– Знаю, – говорила бабушка, – все, что здесь есть, можно погуглить. Но я предпочитаю чувствовать в руке вес кожаного тома номер восемь в прекрасном зеленом переплете и с тисненым названием, а не читать его в ноутбуке.

За решеткой камина еле-еле теплились угли, а на искусно вырезанной каминной полке стояли не менее замысловатые часы. Минутная стрелка показывала десять минут после полуночи. Роуз моргнула. Она никогда не была так долго в другом мире. Если подсчитать, сколько времени потребовалось, чтобы добраться из спальни в оранжерею с 12:01 ночи, то это не более трех минут. Значит, она действительно пробыла во дворце Бьюли целых шесть минут? Почему? Потому что сегодня самая долгая ночь в году? Может быть, боги времени, или что там вызывало эти запутанные путешествия, добавили ей несколько лишних минут из-за зимнего солнцестояния? В конце концов, ситуация довольно сложная. Королева в критическом состоянии, принц-жених вынужден отменить свой визит. При этом полный мерзавец Эдвард Куртене пытается ухаживать за ней, мерзко подстрекая сжигать невинных людей.

Роуз следовало все обдумать. Она решила включить гирлянду на елке, и в тот момент, когда та зажглась, раздалось тихое мяуканье.

– Сентябрина! – воскликнула она. Кошка стояла у елки и смотрела на блестящую мишуру, висевшую на низкой ветке. Роуз вспомнила, как ее кошка в Филадельфии приставала к елке до тех пор, пока наконец маме не пришлось повесить дерево на крючок, который вкрутили в потолок.

– Ой, пожалуйста, не трогай ее, Сентябрина!

Сентябрина повернула голову к Роуз. Прозрачные зеленые глаза сузились в огромном презрении, словно говоря: «Как ты вообще могла такое подумать?!» Она прыгнула на бархатный диван напротив камина.

Роуз села рядом с Сентябриной, которая устроилась поудобнее. Было прохладно, и Роуз накрыла ноги пушистым пледом, под которым обычно грелась бабушка.

– Тебя это оскорбляет? – спросила она Сентябрину.

Судя по всему, нет, потому что кошка уткнулась в него носом и замурлыкала: это был самый очаровательный звук, который только могла издавать кошка. Роуз это успокаивало настолько же, насколько Сентябрину. Однажды она прочитала, что частота мурлыкания, или частотная вибрация, у кошки составляет двадцать пять герц, или циклов, в секунду. Исследования показали, что оно может даже способствовать исцелению. Роуз зевнула. Она чувствовала, что каким-то образом избавляется от уродства, которое видела в королевских покоях. Тазы крови. Хрупкая дерганая улыбка в уголках рта Марии. Она выглядела поистине отвратительно, особенно тогда, когда ей на ухо коварно нашептывал Куртене. Роуз снова зевнула. Но на задворках ее сознания шевелилось что-то еще. «Фрэнни… Я должна помочь Фрэнни». Она так устала! Шесть минут в 1553 году оказались совершенно изнурительными. Ну конечно, ведь она провела там по меньшей мере месяц. В конце концов платье было почти готово. Она зевнула в последний раз и заснула.

* * *

Яркий клинок утреннего света проник сквозь тяжелые шторы. Роуз взглянула на часы. Восемь часов! Она встала и вышла из библиотеки. Дома было необычайно тихо в такой час. Повариха Ширли ничего не варила на кухне, Кэлвин на улице не чистил снег лопатой. «Наверное, все дело в солнцестоянии», – подумала Роуз. Должно быть, люди еще не проснулись после самой долгой ночи. Она поднялась по лестнице и постаралась вести себя как можно тише, чтобы не разбудить Марисоль.