собой рассеченный горизонтально хлеб с выложенной слоями начинкой из маринованного оливкового салата, мортаделлы, салями, моцареллы, ветчины и проволоне. Подают целиком, половиной, либо четвертью. Место происхождения сэндвича Муфулетта — итало-американский продуктовый магазинчик Central Grocery во Французском квартале Нового Орлеана. ) Съедаю первый в два укуса. Да, определенно муффулетта.

У меня вырывается тихий благодарный стон.

Чесс улыбается.

— О, подожди. — Встает и засовывает руки в складки юбки, которая, очевидно, имеет потайные карманы, потому что она достает банку содовой и что-то, завернутое в другую салфетку.

— Кока-Кола и пирожное на десерт, — гордо сообщает она.

Я готов сделать ей предложение прямо здесь и сейчас.

Чесс тихо сидит рядом, пока я ем, и качает головой, когда предлагаю ей кусочек. Жадно поглощаю еду, не только потому что голоден, но и потому что она ждет. Брауни в пару укусов следует за сэндвичем.

Вытерев руки салфеткой, ставлю тарелку и пустую банку на столик рядом и удовлетворено вздыхаю.

— Спасибо. Мне это было необходимо.

Ее улыбка маленькая и быстрая.

— Мне следовало накормить тебя сразу же, как приехал.

— Теперь я в порядке.

Чесс упирается руками в сиденье и наклоняется вперед посмотреть на свои ноги, пока мы медленно раскачиваемся. Повисает тишина, густая и неловкая, впервые в ее присутствии не могу подобрать слов.

Я почти не знаю эту девушку. Ну, может немного. И все же вторгся в ее жизнь с решимостью, которую обычно приберегаю для победы на поле. Только здесь нет победителей и проигравших. Я сказал, что хочу быть другом. Но как нам это сделать?

Наши друзья и образ жизни абсолютно разные. Вечеринка для меня — это праздник тщеславия, наполненный людьми, чья единственная цель подпитывать моё эго, и как следствие здесь всегда есть возможность найти развлечение на одну ночь. Все мои друзья в разной степени имеют отношение к футболу. Наши разговоры в основном крутятся вокруг футбола или просто спорта. Такой образ жизни имеет довольно узкие рамки, но это моя зона комфорта. И меня раздражает, что со стороны людям кажется, будто я живу свободной и бесконтрольной жизнью, хотя на самом деле она закрытая и упорядоченная.

Молчание слишком затянулось. Мне пора идти. Но я не двигаюсь с места. Знаю, если сейчас уйду, это конец всему, что бы это ни было. Смущение не позволит мне искать её общества снова, и скорее всего она поступит также. Думаю, так и будет.

Это знание камнем лежит на груди.

— Я хочу извиниться за своих друзей, — говорит Чесс. — Они бывают слишком бесцеремонными.

— Мои тоже. — Пожимаю плечами. — Твои друзья… забавные.

Она сжимает губы.

— Вполне возможно. Но они определенно повели себя некрасиво с тобой, а значит и со мной. — Прикусывает нижнюю губу. — Думаю, ты остался для них загадкой.

— Значит, мне не показалось.

— Боюсь, нет.

Чувствую себя не в своей тарелке, и это ощущение усиливается. Приехав, я испортил Чесс вечер и мне очень жаль.

— Мне не следовало приглашать тебя сюда, — тихо говорит Чесс.

Она лишь повторяет мои мысли, и камень в груди сильнее давит на ребра.

Чесс издает тихий звук, словно безуспешно пытается засмеяться.

— Вечеринки — отстой, когда приезжаешь в самый разгар и никого не знаешь.

— Я знаю тебя, — замечаю тихо.

Она поворачивается, и свет лампы падает ей на лицо. Зеленые глаза встречаются с моими и удерживают, медленная, искренняя улыбка появляется на вишневых губах. Что-то внутри обрывается и падает. Я хочу поцеловать Честер Куппер. Затащить к себе на колени и целоваться как подростки, спрятавшиеся на вечеринке родителей. Но она не для этого меня пригласила.

— Я хотела тебя увидеть, — признается Чесс тем самым хриплым сексуальным голосом, который имеет власть над моим членом. Она отворачивается и смотрит в темноту. — Знаешь, все это так странно. Но наше с тобой общение было настолько неожиданным, что в какой-то момент показалось, будто я все это себе придумала.

Я точно знаю, что она имеет в виду. Кладу руку рядом с её так близко, что мизинцы соприкасаются. Эта маленькая точка контакта посылает искру по коже, заставляя желать придвинуться ближе. Не уверен, что смогу удержать себя в руках, поэтому просто замираю рядом.

— Я тоже хотел тебя увидеть, — говорю ей. — Сегодня был чертовски длинный день.

Я не собирался это говорить, но теперь рад, что признался.

Чесс откидывается на спинку сиденья, обхватывает мою ладонь пальцами и легонько пожимает. Это внезапное прикосновение захватывает все внимание. Всего-то скромный жест утешения, но я вздрагиваю, как будто она обхватила мой член. У меня проблемы, эта девушка действует на меня так, что не знаю, как себя вести. Но не отстраняюсь. Ни за что.

— Так расскажи мне об этом, — говорит Чесс, возвращая внимание к разговору.

Не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то просил меня о подобном. Скорее всего, никто и никогда.

И я это делаю. С каждым словом, слетающим с губ, мне становится легче. Нет, я все еще толком не знаю Чесс. И да, наши жизни совсем разные. Но я ни за что не отступлюсь. Потому что когда мы только вдвоем, все вокруг исчезает. Я не позволю себе снова забыть об этом. 

Глава 7

ЧЕСС

ПРЕДСКАЗАНИЕ Финна оказалось верным, мы действительно тусуемся. Ну, насколько возможно, если быть точной. А это не так уж и часто. Когда люди говорят, что заняты, правда такова: работа продолжает накапливаться, пока они сидят перед телевизором, жалуясь на свою загруженность.

Черт возьми, я сама такая.

Если Финн говорит, что занят, то именно это он и имеет в виду. Тренировки, собрания команды, игры, пресс-конференции, съемки на телевидении, общение со спонсорами, благотворительные встречи и визиты… Я бы не выдержала.

Мне достаются лишь крошечные кусочки его внимания. Сообщение, пока он в дороге между встречами. Телефонный звонок, когда он наконец дома, и его голос тихий от усталости.

Иногда приходится заставлять его положить трубку и лечь спать. Потому что я почти физически чувствую, как он измотан.

— Лучше я усну, разговаривая с тобой, — всегда отвечает Финн.

Не буду врать, меня это согревает. Дни переходят в недели. Не успеваю заметить, как присутствие Финна становится неотъемлемой частью жизни.

Однажды, в субботу днём, когда у него редкий выходной, он ведет меня в Океанариум.

— Никогда