Время было неподходящее. Я сказал себе, что это к лучшему, я еще не готов, и все такое дерьмо.

Молча киваю.

— Теперь, когда я... когда мы... — Декс реально краснеет и прочищает горло. — На футбольном поле нет места сомнениям. И кажется чертовски глупым колебаться в жизни.

Он прав. Я всегда решителен во время игры.

Глядя на спинку сиденья впереди, чувствую, словно меня подловили на чём-то плохом. Ерзаю в узком кресле, пытаясь сесть поудобнее.

— Что, если... — облизываю пересохшие губы, прекрасно понимая, что Декс спокойно за мной наблюдает. Я издаю неловкий смешок. — Если ты сам не знаешь, чего хочешь? Уверен только, что чего-то большего, чем есть сейчас?

— Ты говоришь о Чесс?

Бросаю взгляд на Декса, и он выгибает бровь.

— Думаю, ты не отдаешь себе отчета, как часто её упоминаешь.

Причина моих горящих щек чертова жара в самолете и дурацкий пиджак. Ничто иное.

У Декса взгляд агента в день отбора.

— Хорошо, да, — выпаливаю я и вздыхаю. — Я думаю о ней. Часто. — Постоянно. — Мы дружим, но...

— Ты хочешь большего, — вмешивается Декс с торжественным кивком, который, уверен, является его версией «ясен пень».

— Ну, в том-то и дело. — Потираю напряженную шею. — Чесс хочет серьезных отношений. И видит Бог, она их заслуживает. Да, я хочу ее. — Преуменьшение. — И знаю, что одним разом все не ограничится.

Я не дурак и прекрасно понимаю, если мой член жаждет кого-то до такой степени, вряд ли это желание пропадет после одного перепиха.

— Но...— подсказывает Декс.

— Когда пытаюсь представить, что будет после, я ничего не вижу. И задыхаюсь. — Гордиться нечем. Но это правда.

Заставляю себя поднять взгляд на Декса и обнаруживаю, что он наблюдает за мной, слегка нахмурившись. Парень молчит, и клянусь, ублюдок делает это, чтобы заставить меня вспотеть. Я уже собираюсь сказать ему забыть весь этот разговор, когда он, наконец, заговаривает:

— Она что-то значит для тебя?

— Да.

— Без секса?

— Господи. Да, ладно? Я не совсем свинья.

Он снова кивает.

— Тогда оставь её в покое, пока не будешь точно уверен. В противном случае ты просто морочишь ей голову, а это неправильно.

Мышцы в груди напрягаются, и душный воздух самолета смыкается вокруг.

— Да, ты прав.

Произносить эти слова больно. В голове раздается голос, протестующий против согласия с Дексом. Наверное, это мой член, потому что он эгоистичный ублюдок. Но нет, эта боль в области сердца.

Самолет снижается и делает разворот, готовясь к посадке. С одной стороны светится Новый Орлеан, а с другой — чернильным пятном простирается огромное озеро Пончартрейн.

Дом.

Чесс там, внизу. Рука дергается от желания достать телефон и написать ей. Но стюардесса уже отчитала Грубена за эсэмэски. И мне действительно нужно прислушаться к совету Декса и на некоторое время отстраниться от Чесс. Не пытаться увидеть ее при каждой возможности, и вероятно это поможет мне прочистить голову.

С другой стороны, Декс предостерегал от секса, а не от дружбы. Я все еще могу быть ей другом.

Как только приземляемся, все парни достают телефоны и с головой уходят в гаджеты. Включая меня.

BigManny: Только что приземлился. Есть планы, Честер?

Она не отвечает.

Убираю телефон подальше и стараюсь не быть нетерпеливым. Уже вечер. Возможно, она ужинает. Или вышла куда-то. На свидание. Ага, мне не нравится эта идея.

Снова достаю телефон. Ничего.

BigManny: Ты дома?

Нет ответа.

Я хочу оставить все как есть, она не обязана отвечать. Но это кажется неправильным. Как будто что-то не так. Нахмурившись, я плетусь к воротам, мои товарищи по команде болтают вокруг.

Ролондо, прилипший к телефону, внезапно останавливается.

— Черт, — говорит он, поворачиваясь ко мне.

Тотчас по коже бегут мурашки.

— Что?

— Разве это не дом твоего фотографа? — он протягивает мне телефон, на котором идет выпуск новостей.

Внутри все обрывается. Потому что здание, где живет Чесс, похоже на огненный ад. Не могу дышать. На секунду картинка вокруг размывается.

Я начинаю бежать, сердце застревает в горле. Если с ней что-то случилось...

Нет. Ни за что. Нет. Нет.

Она должна быть в порядке. Она должна.

ЧЕСС

Так вот на что похож шок. Я всегда считала себя бойцом. Жизнь бьет по лицу, и я отвечаю тем же. Однако, сижу, пропахшая дымом, не в силах сделать ничего, кроме как уставиться на ржавое пятно на полу. Это кровь? Или йод?

Непрекращающаяся боль пульсирует вдоль запястья. Правая ягодица ноет, и я сижу, чуть склонившись влево, стараясь уменьшить давление. Думаю, на ней будет огромный синяк, но никто её не осматривал, и я тоже не собираюсь. Все остальное онемело. В ушах стоит гул от суеты приемного покоя. Доносятся причудливые обрывки звуков происходящего за окружающей меня тонкой занавеской. Женщину рядом начинает рвать. Мой желудок бунтует.

Я здесь уже несколько часов. Время движется со скоростью улитки. Меня наконец-то подлатали, и я свободна уйти. Но продолжаю сидеть.

Нельзя оставаться здесь вечно. Но я не двигаюсь с места. Не могу. Мне некуда идти.

Паника проносится по краю сознания, пытаясь вцепиться в кожу. Отталкиваю её подальше вглубь, где она не сможет меня достать.

Не буду плакать. Не буду плакать. Не буду.

Я напугана. У меня больше нет дома. И пожалеть меня тоже некому. Одиночество ощущается как разверстая пасть, угрожающая поглотить целиком. Медленная дрожь начинается низко в животе, распространяясь вверх и наружу.

В коридоре кто-то бежит, шаркая подошвами по линолеуму. Занавеска отодвигается.

Ко мне шагает Финн, хмурясь в идеально скроенном темно-синем костюме.

Желание заплакать накатывает волной. Я проглатываю его, быстро моргая.

— Я сломала ноутбук, — выпаливаю, запинаясь.

Он продолжает идти, пока не заключает меня в огромные объятия.

— Милая, — говорит он, и я едва сдерживаю слезы.

Не плачь. Не плачь.

Прислонившись головой к его пиджаку, вдыхаю запах шерсти и мыла. Он такой теплый и твердый, что лед вокруг сердца тотчас начинает таять. Финн гладит мои волосы, а затем отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. Я вижу сочувствие, и мое разбитое сердце сжимается.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Нет. Ни капли.

—