друга своей юности Хайме Сабартеса, который уже давно вместе с женой перебрался сначала в Монтевидео, а затем в Соединенные Штаты. Пикассо попросил Сабартеса вернуться в Европу и поселиться у него, с ним… То был вопль отчаяния: художник переживал самый тяжелый кризис в своей жизни».

Пока до «остался один в своих двух квартирах» было еще далеко, но семейные скандалы точно уже начали утомлять Пикассо. И Ольга начала чувствовать себя в новом доме, будто ее заманили в ловушку. И во снах она начала видеть сцену. Она чувствовала, что ее время уходит, что она скоро постареет, так ничего и не сделав.

Теперь он уже не был ей учителем, и ее прежнее восхищение им ушло. Пикассо стал донимать ее своими требованиями. Он был постоянно сердит. Он говорил, что она перестала быть хорошей женой.

В ответ на его агрессию, Ольга чувствовала себя отторгнутой и униженной. А он делал карьеру и достигал своих целей. Но ему нужно было доминировать во всем, всегда быть в центре происходящего. И в этой ситуации — чем постоянно видеть заплаканное лицо жены — ему проще было найти себе другую женщину, которая потворствовала бы всему этому.

В конечном итоге дом супругов Пикассо стал похож на арену настоящего сражения, а на рубеже 1925 и 1926 годов последовало избиение Ольги и таскание ее за волосы по полу в гостиной. И это всего лишь один случай, ставший широко известным. А сколько их было еще?

Уставший от такой жизни Пикассо замкнулся в себе и словно отгородился от жены невидимой стеной. К сожалению, женщина, слишком увлеченная идеей переделать своего мужа (эта ошибка, кстати, свойственна очень многим женщинам разных времен и народов), не почувствовала момента, когда Пикассо окончательно и бесповоротно «восстал». «Маскарад окончен, — поставил он точку. — Мне надо работать, и это важнее этих ее нелепых истерик».

Гармонию отношений вернуть уже было невозможно. Видя отчуждение мужа, Ольга стала еще больше нервничать и этим вызвала лишь еще большее раздражение Пикассо, уже желавшего лишь одного — освободиться от нее.

* * *

Как ни странно, самым неодолимым камнем преткновения между супругами стала не только одержимость Пикассо своим творчеством, но и безумная сексуальность «андалузского жеребца». Пикассо и безумие — соседство этих слов отнюдь не праздное. Этим вопросом даже серьезно занимался известный швейцарский психиатр Карл Густав Юнг, хотя он, оговоримся, ставил диагноз не самому Пикассо, а его картинам. Впервые он затронул тему Пикассо в 1932 году, сделав своим выводам следующее предисловие:

«Как психиатр я чувствую себя почти виноватым перед читателями за то, что оказался вовлеченным в шумиху вокруг Пикассо. Если бы этого не потребовали от меня достаточно авторитетные люди, я никогда не взялся бы писать на такую тему …

Я ничего не буду говорить об “искусстве” Пикассо, а только о его психологии…

Почти двадцать лет я занимался вопросами психологии графического представления психических процессов, то есть фактически я уже имею достаточную подготовку, чтобы рассматривать картины Пикассо с профессиональной точки зрения. Основываясь на своем опыте, я могу уверить читателя, что психические проблемы Пикассо в той мере, в какой они проявляются в его работах, в точности аналогичны проблемам моих пациентов».

Далее Карл Густав Юнг пишет:

«Среди больных можно выделить две группы: невротики и шизофреники. Первая группа рисует картины синтетического характера, с глубоким и отчетливым чувственным настроем. Когда же они совершенно абстрактны и вследствие этого лишены чувственного элемента, они как минимум явно симметричны или выражают вполне определенный смысл. Вторая группа, напротив, создает произведения, моментально выдающие их отстраненность от чувств. Во всех случаях они не выражают единого и гармоничного чувственного настроя, а скорее представляют диссонанс чувств или же их полное отсутствие. С чисто формальной точки зрения одной из основных характеристик является фрагментарность. <…> Произведение оставляет зрителя безучастным или волнует его парадоксальностью, бесчувственностью и гротескной неуверенностью. К этой группе принадлежит Пикассо.

Несмотря на явное различие между двумя этими группами, их продукция имеет одно общее: символическое содержание. <…> Но невротик ищет смысл и чувства, ему соответствующие. <…> Шизофреник же очень редко проявляет подобные склонности; скорее, он выглядит жертвой этого скрытого смысла. Как если бы он сам был захвачен и поглощен им и распался на все те элементы, которые невротик как минимум пытается склеить вместе».

Как видим, Карл Густав Юнг откровенно жесток в своих формулировках. Жесток, беспощаден и непримирим. Вот его диагноз:

«Характеристика “шизофреник” не диагностирует психическое заболевание шизофрению, но просто отсылает к определенной предрасположенности, или габитусу, на основе которой психические расстройства могут привести к развитию шизофрении».

Он причисляет Пикассо «к большой группе людей, чей габитус заставляет реагировать на серьезные психические нарушения не обычными психоневрозами, а шизоидным синдромом».

Но сам Пикассо, понятное дело, не видел безумия там, где его диагностирует Карл Густав Юнг. Он был «просто гением», т. е. человеком, живущим совершенно в другом мире, чем все остальные люди.

* * *

Разумеется, в качестве основы жизни Пикассо выступало искусство, а секс — это была одна из главных движущих сил его творчества. Для Пикассо секс означал власть. В отличие от Ольги, которая в этом вопросе всегда была достаточно традиционна. Как и многие русские женщины, она больше думала о ребенке.

Но одного секса, как известно, недостаточно, чтобы удержать людей вместе. Да, секс может быть магнитом, но если больше ничего нет, к нему быстро привыкаешь, и отношения заканчиваются. Собственно, у них все именно так и обстояло. В довершение ко всему с рождением Пауло Ольга быстро потеряла свои былые чудные формы и превратилась в вечно всем недовольную обрюзгшую толстушку.

Сам Пикассо как-то проговорился, что он всегда делил всех представительниц прекрасного пола на «богинь», которым нужно поклоняться, и «половые коврики», об которые можно в прямом значении этого слова вытирать ноги. Причем ему доставляло особое удовольствие превращать первых во вторых, и его «богини» не только позволяли ему это делать, но и даже получали удовольствие от подобного унижения.

Ольга в этом смысле была редким исключением, но она просто-напросто не могла выдержать темперамент мужа. А он совсем не считался с ее желаниями или нежеланиями. Он просто делал то, что ему в данный момент