соперниц. И вот, наконец-то, она подошла к мысли о том, что их свадьба с Пикассо была ошибкой, что они люди фатально разные, что их миры, каким-то чудом соприкоснувшиеся однажды, стремительно удаляются друг от друга. В результате после очередной особо тяжелой семейной сцены в июле 1935 года она вместе с сыном покинула их парижское жилье на улице Ла Боэси.* * *

В одной из биографий Пикассо написано, что она «безропотно ускользнула, ушла в тень, не промолвив ни одного слова, раскрывающего настоящую тайну отношений с Пикассо, не оставив после себя ни скандальных обличающих записок, ни интервью для газет, ни нарочито оптимистичных восхвалений маэстро — ни-че-го! Ее письма — и те недоступны для прочтения и закрыты в архивах». Согласиться с таким утверждением трудно по нескольким причинам. Прежде всего, когда Пикассо начал требовать у нее развод, Ольга решительно ему отказала.

В тот день разговор как-то не клеился. В смысле настоящий разговор. Шел лишь обычный обмен любезностями, словно лицом к лицу сидели люди, которым особенно и нечего сказать друг другу. Потом Пикассо набрал воздуха и посмотрел Ольге прямо в глаза.

— Мне нужен развод.

Ее лицо осталось бесстрастным.

— Развод?

— Да. Я хочу развестись с тобой.

Что-то у нее внутри задрожало при этих словах, но она не показала вида и решительно ему отказала, заявив, что все еще его любит. Более того, она сказала, что будет бороться за свой брак с ним. Она должна это сделать, несмотря ни на что.

* * *

Если задуматься, то понять нежелание Ольги дать развод можно.

Во-первых, они были венчаны, и глубоко верующая мадам Пикассо считала: если Бог соединил, то не людям это и разъединять. В самом деле, когда люди венчаются, а потом разводятся — это очень большой грех. Ведь Церковь смотрит на брак как на школу любви, и если уж ты решился соединиться с человеком, то должен пройти эту школу, если уж получил благословение Божье, то нужно терпеть до конца.

Во-вторых, она боялась окончательного разрыва, «превращающего ее в пыль под ногами знаменитого художника». В самом деле, и многие женщины с этим согласятся, положение неразведенной жены довольно долго позволяет надеяться на примирение. Тем не менее отказ Ольги привел Пикассо в ярость.

— Но от нашего брака все равно ничего не осталось. Какой смысл за что-то бороться?

Ольга отвела взгляд в сторону, нервно сцепив руки на коленях:

— Между нами существуют прочная связь и твердые обязательства…

В воспоминаниях Франсуазы Жило по этому поводу читаем:

«Он хотел развода, так как их совместная жизнь стала невыносимой. Рассказывал, что Ольга вопила на него целыми днями. Она развода не хотела, поэтому переговоры о раздельном жительстве были долгими и сложными. К тому же, по условиям брака, их собственность являлась общей, это значило, что в случае развода он будет вынужден отдать Ольге половину картин, а ему этого никак не хотелось».

Она же пишет, что Ольга «тянула время, решая, как все устроить к собственной выгоде». Сомнительное утверждение. На самом деле, несмотря на одиночество и пустоту души, Ольга вынуждена была смириться со своим положением, но это не значило, что ей не было больно. К тому же, по французским законам, брак между двумя иностранцами мог быть расторгнут только по законам страны, подданным которой являлся муж. Но пока шли их споры, в Испании вспыхнула гражданская война, правительство было свергнуто, и к власти пришел генерал Франко. А при новом режиме испанским подданным, заключившим церковный брак, развод стал запрещен. Это, кстати, очень важное обстоятельство, и на него следовало бы обращать побольше внимания хулителям Ольги Хохловой, так как, на самом деле, это не она тянула время, оттягивая развод, а развода просто не могло быть в силу сложившихся обстоятельств.

И все же с помощью адвокатов им кое-как удалось поделить имущество. В частности, адвокаты Ольги добились ареста нескольких картин Пикассо, и это было представлено в качестве залога на ту сумму, которую он должен ей выплатить. Конечно, кто-то может сказать: ничего себе — «безропотно ускользнула». Но таковы были законы, а Франция — это страна, в которой их всегда уважали. Более того, он отдал ей Буажелу (замок XVIII века, купленный уже после заключения брака с Ольгой), а сам продолжил жить на улице Ла Боэси. Но в 1937 году, когда была приобретена мастерская на улице Великих Августинцев (франц. — rue des Grands-Augustins), он начал работать там. А в 1942 году он вообще перебрался туда жить.

На самом деле, Ольга особо с ним и не скандалила. Она заранее решила, что чем меньше они скажут друг другу, пусть даже на бумаге, тем лучше. Но она приняла решение. Ей нужно думать о себе и о сыне, т. е. о будущем, не оглядываясь на годы, прожитые с Пикассо. Они в прошлом, а часть ее прошлого — как вышедшие из моды вещи.

* * *

Однако с чисто юридической точки зрения развода, как мы понимаем, не было, и Ольга официально до самой своей кончины в 1955 году оставалась мадам Пикассо — официальной женой Великого Гения. Но это уже не имело ровным счетом никакого значения. И вообще ничто не имело значения.

Она много раз ходила на службу в церковь Святого Александра Невского, где они с Пикассо когда-то венчались, и хор там пел так чудесно, что Ольге каждый раз казалось, будто она умерла и попала в рай. Она слушала это божественное пение, и горячие слезы катились по ее щекам.

Что же касается Пикассо, то он настолько возненавидел ее, что половину их огромной двуспальной кровати застелил старыми газетами. Этот символический жест не помог — Ольга упорно не желала исчезать из его жизни.

С легкой руки авторов, готовых простить и оправдать любые чисто человеческие недостатки Пикассо, родилась версия о «сумасшествии» Ольги Хохловой, полная противоречивых слухов и всевозможных ничем не подкрепленных догадок. Да, она не желала исчезать из его жизни. Да, она преследовала его. Да, она могла часами идти за ним и его очередной пассией по улице, крича: «Ты напрасно делаешь вид, что я не существую!» Но почему-то мало кто, и сам Пикассо в