Никогда еще подобная буффонада не рождалась в результате совместных усилий под перьями королевских поэтов и в фантазии художников-оформителей. Действие спектакля происходило на балу, устроенном некоей богатой вдовушкой из Бильбао. Эта старая кляча, уверенная в собственной неотразимости, лезла из кожи вон и крутилась как белка в колесе, потому что шутники из числа ее «друзей» сумели убедить бедняжку в том, что пятеро королей всех частей света оспаривают право на ее руку и сердце. И самым забавным был, конечно, парад «королей». Они появлялись на сцене один за другим, наряженные в донельзя экстравагантные – все в блестках и мишуре – пестрые лохмотья, у кого-то голову венчала шляпа с немыслимым султаном, у кого-то невероятной величины тюрбан. Каждый выезжал на фантастическом и весьма устрашающего вида картонном животном, поставленном на вполне человеческие ноги. «Короли» метались по сцене, плясали и кувыркались, вознося хвалы обалдевшей от счастья дуре с физиономией сказочного чудовища. Среди претендентов на ее руку были король Куско Атабалиппа с «американским» войском и свитой из попугаев; Магомет, согнувшийся под тяжестью Корана; Великий Турок в окружении евнухов; Кацик – верхом на изможденном до последней степени верблюде; прославленный Кам[59], взгромоздившийся на слона, забавно махавшего раздвижным хоботом. Среди действующих лиц имелись и закутанные так, что едва виден был кончик носа, бальи из Гренландии, и другие, еще более несуразные и причудливые персонажи, каждого из которых благодарные зрители встречали гомерическим хохотом.

А когда смех, порожденный всей этой нелепицей, утих, состоялся последний выход: на подмостках появился король в наряде исполнителя серенад и грациозностью своего танца сорвал бешеные аплодисменты. Воодушевление зрителей не знало пределов. Балет продолжался три часа, а после него возвестили о начале бала.

Людовик XIII пригласил на бранль госпожу президентшу, во второй паре пошли Месье с супругой купеческого старшины, кавалеры из свиты поделили между собой самых красивых горожанок из самых состоятельных буржуазных семей. После бранля все отправились на банкет. Король пришел в восторг от того, как изящно расставлены большие блюда с рыбой между двумя кораблями из позолоченного серебра, потом внимательно осмотрел строго охраняемый лучниками роскошный серебряный буфет – весь в драгоценных украшениях[60]. Потом он долго молча вкушал предложенные яства, затем попросил налить вина и, поднимая бокал, с улыбкой повернулся к господину купеческому старшине. «Хочу выпить за вас и за весь Город!» – сказал он и, обращаясь к эшевенам и секретарю суда, добавил: «И за этих господ, разумеется, пью тоже». Кларет с парижских виноградников был мигом поглощен, Людовик похвалил его приятнокисловатый вкус. Утолив таким образом жажду, Его Величество приказал наполнить этим чудесным вином бокалы «всех господ градоначальников», ибо ему хочется, чтобы они в свою очередь «выпили за своего короля». Дрожа от возбуждения: надо же, какую честь им оказывают! – городские чиновники и судьи подняли кубки, заверяя весьма благодушно настроенного монарха в том, что радость, с которой они пьют за его здоровье и славу, просто-таки «несравненна»…

Вскоре Людовик перешел от рыбного стола к столу, уставленному вареньями. Глаза его засверкали от предвкушения новых наслаждений, и он воскликнул:

– Боже, как это прекрасно!

После чего, не тратя времени на долгие разговоры, выбрал из огромного количества сластей три банки мармелада, показавшегося ему наиболее аппетитным, и только разделавшись с ними, то есть наконец вполне насытившись, встал с места.

В то время как Его Величество выказывал господам градоначальникам свою глубокую удовлетворенность, говоря, что «нигде не видывал такого порядка и нигде не едал с подобным аппетитом», за спиной короля оголодавшая толпа зрителей брала приступом столы. Высокопоставленные гости так напирали друг на друга, их стремление к пище было столь велико, что половина блюд со снедью была попросту сметена, и посуда с грохотом посыпалась на дорогие ковры. Однако никто этому не удивился, потому что в ту эпоху умение себя вести и сдержанность были качествами никому не известными.

Часы Ратуши пробили девять раз. Король, сопровождаемый купеческим старшиной и эшевенами, медленно двинулся к выходу. Брат Людовика, Месье, равно как и знатные танцоры, участвовавшие в представлении, – вслед за ним. Выйдя на крыльцо парадного подъезда, Его Величество остановился и довольно долго простоял в молчании, совершенно по-детски радуясь грохоту пушек и восторженным крикам простого люда, собравшегося на Гревской площади. Несмотря на то, что давно рассвело, дальние улицы, в лабиринт которых должна была углубиться его карета, были еще освещены праздничными бумажными фонариками, гирляндами, свисавшими от гребней крыш до первых этажей домов.

Представители городских властей провожали взглядом экипаж Его Величества. Вернется ли король когда-нибудь в Ратушу, чтобы еще хоть раз станцевать здесь, продемонстрировав свои гибкость и изящество? Король вернулся: на следующий же год (16 февраля 1627 г.) он вышел на подмостки в представлении «Всерьез и гротескно». Торжество, начавшееся в этот раз огнями фейерверков, дальше протекало в точно таких же условиях, что и год назад. Можно ли предположить, что король убедился во время этой второй попытки проникновения в мир буржуазии: все зря, пустая трата времени, нет никакого смысла разыгрывать шута перед этими деловыми людьми, перед этими судейскими крысами? что подчинить их все-таки удастся скорее путем принуждения, чем рассыпая любезности направо и налево? Да, такое предположение кажется вполне обоснованным, потому что с этих пор Людовик XIII окончательно прекратил какие бы то ни было карнавальные перемещения[61].