поднесла бутылку виски к бокалу, Ник просунул руку под стол и провел пальцами по внутренней поверхности моего бедра. От отвращения меня чуть не вырвало.

Я дернулась в сторону, но не смогла отойти достаточно далеко, обезьянка держала меня за ногу и тянула назад. Я взвизгнула и попыталась отцепить его руку, пока он лепетал что-то несвязное и хихикал. Я лупила его руками по плечам и жалобно пищала, но мартышке было очень весело. Из-за этой возни за столом воцарилась полная тишина и все присутствующие внимательно за нами наблюдали, а я вырывалась и смотрела на них испуганными глазами и надеялась, что мне хоть кто-нибудь поможет. Мартышка схватила мою второю ногу, потянула к себе и залезла руками мне под юбку, больно сжимая меня за задницу. Не смотря на то, что Ник был мелкий, он все равно был сильнее меня, и как бы я не отталкивала его, я не могла справиться.

— Хорош! — крикнул Марк, но обезьянка не обратила на это внимание.

— Слышишь? — Он приподнялся из-за стола и стукнул кулаком в плечо мартышке.

Не думаю, что это был сильный удар, но Никита разжал пальцы и я тут же вырвалась. Глазами полными обиды и слез я смотрела на Алекса.

— Да ты заколебал! Я могу немного повеселиться? — психанул Ник.

— Марк у нас сегодня ангел-хранитель, — недовольно хмыкнул Эд.

— Я пацифист, — равнодушно ответил Марк и отпил из своего бокала.

— Что это такое? — спросила мартышка.

Я все смотрела на Алекса. Холод, сталь, безразличие и невозмутимость. Мне было очень больно.

Никита встал с места и качаясь пошел к бару, он сложил в свою тарелку оставшиеся канапе, и возвращаясь назад, звонко ударил меня по попе и припадочно засмеялся.

Винтик в моей голове щелкнул и я со всей силы ударила кулаком ему в лицо. От боли в руке, у меня заискрило в глазах, я трясла рукой в воздухе и смотрела, как мартышка корчится и сжимает нос.

А дальше все произошло так быстро, что я не сразу поняла, что происходит. Ник выпрямился и яростно бросился на меня, и в панике я кинулась в сторону. Он летел, как разъяренный зверь, извергая изо рта рев и отборный мат. Я пыталась убежать, но потеряла скорость, налетев на кого-то спиной, чьи- то руки схватили меня за плечи, и я испугалась, что сейчас меня будут держать, чтобы Никита мог со мной поквитаться.

Но боковым зрением я увидела, что Эд уже сорвался из-за стола и пытался остановить разгневанную мартышку. Кулак просвистел буквально в сантиметре от моего лица и чьи-то руки потянули меня назад. Марк схватил Никиту со спины, но мелкая обезьянка оказалась очень прыткой и отчаянно вырывалась.

— Я убью тебя, сука! — он брызгал слюнями и выкручивался.

— Отпустите меня! Сейчас я разобью ей лицо!

Меня колотило от шока и паники. Теперь когда я видела, что Никиту держат Эд и Марк, я знала, что за моей спиной находится Алекс, который до сих пор больно сжимает меня за плечи.

— Успокойся, чувак! — психовал Эд.

— Клянусь, я сверну ей шею!

— Успокойся! — злобно крикнул Эд и с усилием отпихнул Ника ладонями.

Мартышка не успела среагировать и отлетела далеко в сторону, уперевшись в подоконник. Он захлопал глазами, потер спину и приутих.

В нашу сторону двинулся Марк. По тому, как он неспешно шел, можно было понять, что драки уже не будет.

— Иди в комнату, — тихо сказал он, но Огнарев не разжимал пальцы.

— Пусть девка извинится! — обижено пропищал Никита.

Никогда в жизни! Он полностью заслужил этот удар!

— Эд, скажи ей, чтобы извинилась! — возмущался Ник.

Эд развел руками и уставился на Алекса. Я не понимала, что происходит. Мое сердце колотилось настолько быстро, что мне казалось, что оно сейчас вырвется из груди.

— Извинись, — жестко сказал Огнарев и отпустил свои руки.

Я обернулась. Черные зрачки смотрели мне прямо в душу, прожигая в ней огромную дыру.

— Не надо, пожалуйста, — еле слышно прошептала я, не отводя от него глаз, полных надежды.

— Извинись! — еще настойчивее скомандовал Алекс и моя губа предательски дрогнула.

— Вот вы, конечно, уроды! — разочаровано произнес Марк и удалился из гостиной.

— Я сказал, быстро! — яростно шипел Огнарев, агрессивно сжимая челюсть.

Внутри меня все оборвалось. Я развернулась лицом к мартышке, сидящей на подоконнике, сделала глубокий вдох и сказала мертвым, ледяным голосом:

— Прости меня, Никита, этого больше не повторится.

Сразу после этого я ушла в спальню и просидела там до тех пор, пока они не разошлись. Сначала я горько плакала, но в какой-то момент, мне показалось, что слезы уже закончились. Вместо них из моей груди вырывался тихий, протяжный стон, который я никак не могла остановить. Я все всхлипывала и всхлипывала. Мне хотелось умереть, а еще больше мне хотелось, чтобы умер Огнарев. Я смотрела в окно на свет фонаря и мечтала увидеть, как он будет корчится от боли, скулить, просить меня о прощении, но я буду наслаждаться его мучениями и страданиями до тех пор, пока эта сволочь не сдохнет.

Когда Алекс вернулся в спальню, я все еще стояла у окна. Он принес с собой плед и одеяло. Я слышала, как он возится с бельем и заправляет постель, потом ложится и какое-то время ворочается. Когда шорохи стихли, я вернулась в гостиную и легла на маленький, узкий диван. Диван был совершенно не функциональным и имел только декоративное предназначение. Лежать было очень тесно, жестко и неудобно, ноги пришлось подгибать под себя, без подушки затекала шея.

Но даже так лучше, чем лежать в одной постели с врагом.

Я не прощу его никогда в жизни!

Глава 11

Я проснулась в полдень. Будильник я не ставила, ведь я не могла пойти в универ в костюме горничной. У меня ныло тело от беспокойной, бессонной ночи на неудобном диване и ныло сердце от непрекращающихся воспоминаний о вчерашнем вечере. Мне не хотелось открывать глаза и возвращаться в этот мир. Наверняка, чудовище уже приготовило для меня новое испытание и с нетерпением ждет, чтобы начать воплощать в жизнь свои больные фантазии. Какое-то время я пролежала не двигаясь, вслушиваясь в тишину, но мое тело окончательно затекло и кололо иголками и я была вынуждена подняться.

В гостиной творился полный хаос, повсюду стояли грязные тарелки, стаканы, пакеты с бутылками и мусором и недоеденные закуски. Скрипя сердцем, я поплелась разбирать этот бардак. Я брезгливо трамбовала остатки былого праздника в ведро и составляла посуду в посудомоечную машину. Мой