и держать, не отпуская. Тоске, беспричинной и безосновательной, по той, которой до меня нет никакого дела.

– Артем! – я не сразу услышал, что отец зовет меня.

Встретившись с ним глазами, увидел понимание. И мне это не понравилось. Может, он все знает? Хотя Тимур вряд ли рассказал... Да и он бы вел себя по– другому.

– Что? – отозвался недовольно, удивленный тем, что он не поторопился в больницу, а остался со мной.

– Завтра нужно будет приехать в управление, наши сотрудники возьмут объяснения с тебя и Белова. Мы сделаем отказной. И утихомирим местных доброхотов, – это Крайнов подводил итоги сегодняшнего дня.

Я порадовался нежданному перерыву, только теперь поняв, как устал. Ничего не хотелось. Ни чужой радости. Ни собственных огорчений.

Мужчины пожали друг другу руки. Я тоже был удостоин этой чести. После мы остались с отцом вдвоем.

– Артем... – судя по всему, он собрался разговаривать.

– Пап, давай я просто сейчас домой уеду?

Спорить он не стал.

– Спасибо тебе, – услышал я и от него.

На это смог кивнуть, направляясь к своему автомобилю. За руль мне сесть не дали. Со мной поехали двое охранников,. Но работники у отца вышколенные, поэтому я смог откинуться на спинку кресла, закрыть глаза и молчать.

Меня высадили у калитки Олесиного дома. Все, о чем я мечтал, это был душ. А потом кровать.

Но дом встретил меня пронзительным детским плачем. И почти ревущей Сашкой, от самоуверенности которой не осталось и следа. Передо мной была обычная девочка– подросток, которая явно растерялась и не знала, как справиться с разбушевавшимся младенцем. Справедливости ради, должен сказать, что тоже не представлял, что делать.

– Кажется, дела у тебя идут не блестяще? – не удержался от ехидного замечания.

Сашка, укачивая плачущую Есению, отвела взгляд. И я запоздало забеспокоился, что сейчас она тоже расплачется.

– Дай я попробую, – протянул руки, собираясь забрать покрасневшую сестренку.

– Руки сначала помой.

Я пошел в ванную, вымыл руки с мылом, вернулся к девчонкам, где Еся продолжала горланить.

– Давай теперь.

Саша на этот раз без возражений передала мне девочку и принялась оправдываться:

– Не знаю, почему она плачет. Я и памперс поменяла, и покормить ее пыталась. Не ест. И качала. А она все плачет и плачет.

Когда я взял сестру на руки, чуда не произошло. Малышка продолжила оглушительно вопить.

– Посмотри в интернете, как их кормить надо.

Сашка послушно залезла в интернет и прочитала:

– Лучшее питание – это грудное молоко.

– Пока отпадает. Дальше давай.

– Можно смесью. На каждое кормление смесь готовят свежую. Согласно инструкции. Она должна быть определенной температуры.

– Пошли на кухню.

Пока я пытался утихомирить сестру, Саша сделала смесь, проверила температуру и когда я дал бутылку Есе, она, обиженно всхлипнув, стала есть. Хоть сестра была маленькой, держать ее на весу и кормить было неудобно. Я вернулся в гостиную, сел на диван. Еся с аппетитом ела. Сашка села рядом. Постепенно бутылочка опустела, и воцарилась благословенная тишина.

Я поднял сестру столбиком, подержал до отрыжки и, вернув ее в горизонтальное положение, обнаружил, что малышка уснула. О том, что так надо делать, нам тоже поведал интернет.

– Саш! – позвал я тихонько, но ответа не дождался.

Повернулся как раз в тот момент, когда светловолосая голова коснулась моего плеча. Сашка тоже спала.

– Зашибись! – обреченно выдохнул, думая, как быть дальше.

Олеся

Мы с Полиной практически вбегаем в больницу. Мне кажется, что меня бьет озноб и что это видно окружающим. На самом деле, мое состояние – нервное. И для посторонних я себя даже неплохо контролирую. Хотя такое ощущение, что ноги и руки у меня из киселя и мелко– мелко дрожат. Это неудивительно. Новость о том, что Матвей наконец– то нашелся, накрыла. И сокрушительная радость подкосила вместе с тревогой о том, что с ним. Я не смогла даже поблагодарить Артема за то, что он сделал. Мне до сих пор не верится, что он спас моего сына. Я была к нему чересчур предвзята.

Уверенно направляюсь к окошку регистратуры:

– Здравствуйте! Мне нужно узнать о Матвее Белове. И увидеть его. Если можно.

Все внутри замирает. Только бы обошлось. Серце обливается кровью.

Девушка в белом халате смотрит на монитор компьютера и спрашивает:

– А вы ему кто?

– Я – его мать. Девушка – невеста. Его похитили...

Дальше администратор не дает мне продолжить.

– Ах, вы – родственники Белова. Нас предупредили на ваш счет.

Она замечает наше с Полиной состояние и говорит очень благожелательно.

– Не волнуйтесь так. Врач его уже посмотрел. Он в терапии. И документы его вы не привезли?

Паспорт был у Матвея во время похищения. На месте происшествия его не нашли. У меня с собой его ксерокопия и медицинский полис. Отдаю документы, администратор что– то заполняет.

– Он в 8 палате. На втором этаже. Можете подняться. Туда же подойдет лечащий врач.

Мы с Полиной торопливо идем на второй этаж. На шестой день после родов показывать рекордные результаты у меня не получается. Особенно тяжело дается лестница. Полина поддерживает меня под локоть.

– Олесь, ну, все уже. Если бы было что– то плохое, она бы сказала.

Да, наверное. Хотя поведение персонала озадачивает. Попробуйте прорваться в какую– нибудь больницу. Сомневаюсь, что это получится сделать легко. Кто же позаботился о том, чтобы мы могли попасть сюда?

Вот и дверь с номером 8. Сердце заполошно бьется в груди, когда оказываюсь внутри. Палата одноместная, а в коридоре я видела мужчин в костюмах и наброшенных поверх халатах.

Матвея вижу сразу. Так больно за него. Как будто это моя собственная боль. Он сильно похудел, торс перевязан белыми бинтами. Возле кровати стойка с капельницей.

Живой. Он живой. И это главное.

Сын открывает глаза. Такого же, как у меня серого цвета.

– Мам... Поль...

Его голос трескается. Полинка кидается к нему, хватает за свободную руку и плачет навзрыд, захлебываясь слезами.

А я прикрываю веки. И остаюсь на месте. Мне нужны эти несколько секунд.

– Полин, перестань плакать. Что ты как маленькая, – слышу я, как Матвей разговаривает с невестой.

Несмотря на слова, в его голосе тоже облегчение.

В этот раз мне не помогают ни прикрытые веки, ни несколько секунд. Я чувствую, как по щекам заструились предательские слезы. Наверное, я была героически настроена слишком долго, исчерпав