огнемет не стал исключением. Три ракеты вырвались из сопел, и сгорающих заживо тварей полностью залила адская жидкость, за несколько секунд превратившая их в черную дымящуюся массу.

Я отбросил в сторону пустой огнемет и криво усмехнулся. Впору поверить в то, что меня реально за каким-то хреном охраняет Мироздание. Удачей своей, что ли, начать торговать? Есть же всякие экстремальные шоу, где народ, рискуя жизнью, неплохо зарабатывает себе на жизнь. Я так думаю, вообще миллиардером заделаюсь, если еще и ставки начну делать сам на себя…

– Как это по-японски, сжечь себя вместе с умирающим господином…

Я повернулся на голос.

Виктор был совсем плох. По его лицу и рукам расползались темные пятна, глаза потухли, зрачки неестественно расширились, всю радужку закрыв чернотой.

– Яд?

– Да, – кивнул Савельев. – Матка в плечо хвостом ударила. Пока держусь, но это ненадолго.

Я до хруста сжал кулаки. Это всегда страшно, когда на твоих глазах умирает друг – а на земле не так много людей, которых я мог бы назвать своими друзьями. Хотя… Может, Виктор и не умирал. Возможно, то, что с ним происходило, было гораздо хуже смерти.

– Догадался? – невесело усмехнулся Японец. – Ты прав. Все гораздо хуже.

Он засучил правый рукав, и я увидел на его руке лезущие из кожи волоски. Жесткие, толстые, прямые.

– Странное ощущение, – хмыкнул Виктор. – Очень обострились слух и обоняние. Причем именно за счет этих волосков. Я словно руками слышу и нюхаю…

– Ты мутируешь, – медленно проговорил я.

– Ага, – просто сказал Савельев. – Скоро стану, как кумо, только в мужском варианте. Только этому не бывать.

– Что ты задумал?

Виктор кивнул на черную дымящуюся кучу – все, что осталось от мозго-паучихи и ее пристяжи.

– Матка была с мечом. С моим мечом.

Надо же, а я и не заметил. Наверное, потому, что кумо постоянно загораживали свою хозяйку.

– Понял, – кивнул я, бросаясь к обгоревшим трупам, которые огонь спек в единую, отвратительно воняющую массу.

Меч я нашел сразу – из-под дымящегося трупа матки торчала знакомая рукоять. Что удивительно, на ней даже оплетка не пострадала. Хотя – что говорить, такие вещи, как меч Виктора, имеют собственную силу, вполне способную противостоять чему угодно. Так, может, этот меч Савельева и вылечит?

Как говорится, надежда умирает последней, и она у меня появилась! Ведь из этого меча Японец извлек ками убитого средневекового воина и пересадил его мне, чем фактически спас жизнь. Вдруг сейчас то же самое и с Виктором получится?

Надо ли говорить, что, вытащив меч из-под трупа мутанта, я мчался обратно со всех ног? В том числе и потому, что Японцу, по ходу, становилось все хуже. Он уже на ногах плохо держался и был вынужден встать на колени, чтобы не упасть.

Я подбежал, протянул ему меч, но Савельев лишь покачал головой.

– Слушай меня внимательно и не перебивай, – проговорил он по-японски. – То, что ты сейчас должен будешь сделать, вызовет у тебя внутреннее неприятие. Но ты должен понять, что это единственный способ для меня не уйти навсегда в страну Токоё. Мой меч забирает ками тех, кого убивает. Однако это еще не все. Древние самураи знали больше нас о способе прямой передачи. Потому изобрели ритуал, после которого могли вернуться к жизни в новом теле, сохранив свой разум, навыки и воспоминания.

– Нет, – автоматически прошептал я на том же языке, сообразив, к чему клонит Виктор. Я хотел было продолжить, сказать, что всегда можно попробовать поискать иной выход, – но тут же осадил себя: в подобной ситуации любая сентиментальная хрень типа «нет, не надо, не делай этого» будет выглядеть тупо. Она в принципе всегда так выглядит, когда серьезный человек уже принял серьезное решение, а ты пытаешься его отговорить.

– Понимаю тебя, – кивнул Савельев – и скривился от боли. Я заметил, что жесткие волоски на его руке, неестественные что для человека, что для любого теплокровного животного, стали заметно длиннее. Наверняка сейчас в организме Виктора происходили и другие процессы, причиняющие ему невыносимые страдания.

– Понимаю, – негромко повторил он – слова давались ему все труднее. – Но и ты пойми меня: мне нужно вернуться к дочери. А пока что я попрошу тебя присмотреть за ней. Сделаешь?

– Да, – кивнул я, глотком загнав обратно в желудок нервный спазм, подступивший к горлу.

– И то, что надо сделать, – сделаешь?

Я молчал. То, о чем он просил, требовало сноровки, которой у меня не было.

– Сейчас я говорю не с тобой, Снайпер, – скрипнув зубами от боли, проговорил Виктор. – Сейчас я говорю с ками великого воина Идзумо Такэру, которое живет в тебе. Могу ли я рассчитывать на то, что все будет сделано правильно?

– Да, – сказал не я; было ощущение, что слово родилось внутри меня, в районе солнечного сплетения, и против моей воли вырвалось наружу.

– Хорошо, – проговорил Виктор. – Тогда – сталкер по прозвищу Снайпер, прими обратно в дар мой нож. Тебе он нужнее, чем мне. Но сначала…

С этими словами Японец со всей силы вонзил «Бритву» в свой левый бок, и, резко рванув рукоять вправо, вспорол себе живот, совершив древний обряд сэппуку – акт высшего проявления чести и достоинства японского самурая.

То, что было мной, все мое существо вздрогнуло от ужаса происходящего. Но тут меня словно затопила волна чужой воли, неотвратимой и невообразимо мощной, как та, что несколько лет назад обрушилась на берег Японии, уничтожив электростанцию «Фукусима-1».

Мое тело больше не подчинялось мне. Я лишь в качестве стороннего наблюдателя мог видеть, как мои руки занесли черный меч Виктора над его склоненной книзу головой – и ударили…

Ладони даже не почувствовали, как клинок прошел сквозь шею Японца. Зато ощутили, как, повинуясь все той же чужой воле, меч не пошел по инерции дальше вниз, а был вырван вверх на середине движения неимоверным усилием, от которого страшно заныли плечи, не привыкшие к такого рода ударам.

А потом я – уже я! – закрыл глаза.

Я знал о ритуале сэппуку.

И об обязанностях кайсяку – близкого друга самурая, принявшего решение совершить этот ритуал. Чтобы не допустить мучительной смерти боевого товарища, кайсяку был должен отрубить ему голову после того, как живот будет взрезан. Причем отрубить так, чтобы голова не отвалилась, а повисла книзу на куске кожи – касание отрубленной головой пола в средневековой Японии считалось позором. И я знал, что великий воин Идзумо Такэру сейчас справился с тем, что мне в силу отсутствия необходимого навыка было не под силу…

И тут я услышал шелест, словно ветер шевелил кучку опавшей листвы, играя ею на сухом асфальте. Я, сделав над собой усилие, открыл