Она разлепила глаза, увидела знакомый свод отнорка, где провела всю жизнь после бегства. Даже не пещера — ниша в стене, в полусотне шагов от входа в главный храм Бирюзового Лепестка. В нишу едва помещалась подстилка, сплетенная из сушеных и размочаленных стеблей подземной водяной лилии. В самом углу лежала стопка аккуратно сложенной одежды и перевернутая вверх дном деревянная чашка для еды и питья.

Сердце девушки сжалось от предчувствия беды. Не здесь она должна была проснуться после обряда. Совсем не здесь.

Девушка провела ладонью по горлу, и безумная радость затопила ее: ошейника не было!

Но почему она очнулась в Лепестке?

Она приподнялась на локтях и увидела, что не одна. У входа в нишу на мягкой подушке дремала, устало прислонившись к стене, жрица Онриль.

— Мама? — шепотом позвала девушка.

Жрица встрепенулась, разлепила сонные и опухшие от слез глаза. Всхлипнула:

— Девочка моя!

— Почему я здесь? Разве… Мне все приснилось? — Синеглазка закусила губу.

Звякнули височные кольца жрицы: она качнула головой:

— Нет, дитя. Не приснилось, ритуал с Дигеро фьерр Этьером состоялся. Но… молодой лорд не дал тебе имя.

— Не может быть!

— Чаша не услышала. Никто из нас не услышал. И духи не услышали. Ритуал не завершен поименованием. Ты теперь его подгорная жена… Была женой…

— На одну ночь? — горько скривились губы. Неота села, подтянув колени к груди и прикрывая наготу лохмотьями, служившими ей вместо одеяла.

— Доченька, прости. Я… Ничего не смогла, — торопливо зашептала мать. — Мне надо было помнить, что вы с ним связаны Узлом судьбы и любой ваш шаг зеркально отразится. Но этой ночью в Белых горах творилась темная магия, и потому все исказилось. Тьма была и в наших мыслях. Я хотела воспользоваться юным лордом, чтобы ты получила имя и освободилась, а его семья хотела воспользоваться тобой, чтобы получить его ребенка.

— Что?

— Хранитель молодого лорда, дух Рогнус, не случайно разыскал нас, дорогая, и привел к главе рода. Старший лорд-риэн Индар фьерр Этьер уважал желание синтов соблюсти закон и дать им жизнь вместо отнятой. Но эта новая жизнь должна была остаться в доме лорда.

И мать рассказала, как Индар обещал кров и покровительство духов рода, если неота по старинному обычаю клана Снежного Орла станет тайной женой его сына и матерью его внука или внучки. Оказывается, обильность его рода объясняется просто: все совершеннолетние, но неженатые мужчины его клана перед тем, как впервые покинуть пределы Белых гор, обязаны взять младшую жену и разделить с ней ложе. Ложе, но не жизнь.

Глава рода обещал, что после рождения ребенка неота будет свободна и сможет сама распоряжаться своей жизнью, если захочет. А уж лорд-риэн богатого горного дома сумеет обеспечить ее жизнь до конца дней за такой бесценный дар, как дитя. Пресветлый лорд-риэн покупал ее тело и ее ребенка, но его сын не должен был знать о сделке.

«Мерзость какая!» — ужасалась неота. Но еще большая мерзость, что жрица Онриль, ее родная мать, согласилась.

И сама неота согласилась бы, даже зная всю подоплеку их визита в высокий горный дом. Даже зная, что отвар в чаше, предложенной матерью Дигеро, был совсем не простым, а пробуждающим женское тело, возбуждающим похоть и снимающим запреты.

Неота на все согласилась бы, чтобы снять змеиный ошейник. «Подумай, если ты не готова отдать жизнь за свободу и даже так называемую честь, то, может, свобода не так тебе и нужна? — поселился в ее душе презрительный вопрос этого странного мастера Таррэ. — Чем ты готова пожертвовать, спарка, чтобы взлететь к своей мечте?»

Так почему горы не приняли ее жертву? Почему она снова в ненавистной пещере Бирюзового Лепестка?

— Но договоры не выполнены, — плакала Онриль, рассказывая. — Горы наказали нас. Дигеро не дал тебе имени, а ты не понесла, несмотря ни на магию леди-риэнны, ни на наши ритуальные зелья.

— Разве можно определить это с одной ночи?

— Тебя смотрели духи рода Этьер. И риэнна Зарина, и риэн Индар не смогли получить ни единой зацепки, чтобы взять тебя в свой дом, когда старшая жрица Кларитас не признала ваш брак и потребовала вернуть тебя.

Неота провела ладонью по обнаженному животу. Сглотнула горький ком в горле. Пустоцвет.

— Поэтому ты снова здесь, дочка, — вздохнула Онриль. — Теперь я не знаю, что будет. Все стало еще хуже.

— Но я уже не вещь храма! — возразила неота. В душе поднимался гнев.

— Не вещь. Но ты разделила свое первое ложе в храме Лепестка, таково было условие синтов, и по традиции нашего народа ты теперь пария и наша жрица.

Неота словно впервые увидела свою мать. Желтые глаза Онриль сияли торжеством. Все ее слезы и всхлипывания оказались притворством!

— Ты! — хрипло вскрикнула девушка, вскакивая. Ее нагое, расписанное рунами тело засияло в приглушенном свете грибных нитей, покрывавших стены пещеры. — Это ты! Никакой не гнев гор, а только ты, Онриль! Ты сделала так, чтобы не было ребенка, ты сделала так, чтобы я стала жрицей!

Желтые глаза вспыхнули.

— Да. Это я. Ты — все, что у меня есть, и я никому не дам тебя отобрать. Никому. Ни храму, ни лорду, ни твоему отцу. Даже если он когда-нибудь вернется, будет поздно. Он никогда тебя не найдет, не отберет у меня. Никто не отберет. Теперь ты будешь рядом, дочка. Всегда будешь рядом. Ты моя девочка, все, что у меня есть…

Она сумасшедшая, — отшатнулась неота от ее протянутых рук. Та, кому она доверяла, кого любила, — оказалась такой же сумасшедшей, как Отраженная Саэтхиль. Это проклятие недр. Черных недр гор.

— Доченька! — всхлипнула несчастная женщина. — Я же люблю тебя. Я же все делаю только ради твоего блага!

Неота прижалась к самой стене. Острые грани необработанного камня впились в ее обнаженную спину. Нельзя спорить с сумасшедшими. С ними нужно обращаться как с ушайдами в их логове: осторожно и ласково. Делать вид, что ты одна из них, ничем не отличающаяся.

— Да, мама. Мы потом поговорим об этом. Ты слышишь? Там что-то происходит.

— Ах, не обращай внимания. После смерти Саэтхиль в храмах постоянно кричат. Многие недовольны, что власть перехватила Ларитис. Чем она лучше остальных? Ключей от гор в ее памяти еще меньше, чем даже у меня.

Ключами гор жрицы называли шифры порталов. Знала бы мать, сколько их хранится в памяти неоты! И девушка порадовалась, что в свое время вняла совету отца и ни с кем не делилась знаниями.

Шум за стеной усилился так, что стали различимы слова.

— Вы не смеете! — гомонили в главном зале храма визгливые голоса жриц. — Вейриэны не вмешиваются! Лорды не вмешиваются! Это нарушение договора! Наши традиции!

— Молчать! — снова раскатился грозный рык, в котором неота с изумлением опознала голос Таррэ. — Где она?