Ошарашенный субъект отворачивается и, бормоча что-то себе под нос, идет прочь.

– Улучшит ли это экономическую ситуацию в стране? – кричит Владка ему вслед. – Очень, очень сомневаюсь. Скорее даже наоборот: эта ситуация хоть и не существенно, но все-таки ухудшится. Может ли страна сейчас это себе позволить? Нет. И еще раз нет.

Она не любит, когда начинают придираться к собаке.

– Данька, домой! – кричит она и направляется к подъезду.

Она заталкивает собаку в квартиру, хватает сумку и намеревается бежать.

– Влада, ты уходишь? – высовывается из кухни мама.

– Да, мамочка. Пора бежать. Мне надо заскочить к Таньке. И еще в тысячу мест. Боже, как все это хлопотно, но необходимо. Куда ж деваться? Хочется тебе или нет. Как бы я желала быть борцом за независимость. И чтобы меня поймали и посадили под домашний арест. Представляешь, какое это классное наказание: сидеть дома с гордым независимым видом, никуда не выходить и, главное, ничего не делать? Я так давно об этом мечтаю, но никак не могу осуществить…

– Ты об этом мечтаешь? – изумляется мама. – Да на тебе все время как будто штанишки с пропеллером. Где ж тебе усидеть под домашним арестом?

– К тому же ты не борец за независимость, – ехидно добавляет из комнаты папа.

– Это еще как сказать, – охотно огрызается дочь. – Независимость – штука тонкая, не каждому, знаешь ли, заметная. И не можешь ли ты предположить, отец, что я – тайный борец за независимость? Следи за газетами. Вдруг когда-нибудь где-то грянет независимость – хотя бы даже и в нашем доме, – и окажется, что именно я была ее тайным организатором и духовным отцом. Вообще-то, конечно, я должна стать духовной матерью…

– Ты бы лучше обычной матерью стала, – проговаривается мама о своем тайном желании.

– Но бывают ли вообще духовные матери? Не уверена, очень не уверена. Духовными обычно бывают отцы. Они испаряются, как утренняя роса. И лишь духовно общаются с детьми посредством алиментов. Но может ли быть духовной мать? Я никогда не задумывалась над этим. А это, знаете ли, проблема, я бы даже сказала – проблемища, которую надо поднимать. Архиважная проблема. И архисложная…

– Ну, хочешь, отец посадит тебя под домашний арест? – неуверенно предлагает мама.

– Нет! – строго отвечает дочь. – Нет, такую жертву я принять не могу! Да и с кем же тогда будет работать наш Генерид? Кого он будет посылать на самые трудные участки журналистского фронта? Из кого будет лепить хорошего журналиста? Он работает надо мной, как Пигмалион, уже девять лет. Еще лет двадцать, и я стану писать так же скверно, как он сам. А что может быть сокровеннее для творца, что может служить ему большей наградой, чем увидеть свое отражение, как в зеркале, в лице своего ученика? Он – мой духовный отец. И фразой: «Вчера состоялось очередное заседание областной думы» – я обязана именно ему.

– Иди, иди, доченька, не трещи, – устало машет руками мама. – Дай отдохнуть в тишине.

Как черт из табакерки, Владка выскакивает из подъезда и несется через двор в сторону цивилизации. Если из ее двора идти все время в южном направлении, то сначала будет Турция, потом Сирия, а потом Саудовская Аравия. Но Владкины планы, конечно, не столь грандиозны. Чуть не доходя Турции – так уж спланировали их двор – находится остановка троллейбуса. К ней-то она и направляется.

На улице так скользко, что все вокруг ходят с видом людей, только что потерявших какую-то мелкую, но очень дорогую для них вещь.

Дама поскальзывается и обрушивается прямо в ее объятия.

– Ой, спасибо, что поддержали! – охает дама.

– Не за что, тетенька, – отдувается Владка. – Я просто не успела отскочить в сторону.

Дама фыркает и уходит. Но ведь она же сказала правду: тетке следует благодарить лишь ее плохую реакцию. Если бы реакции продавались в аптеке, она бы уж не пожалела папиных денег и купила себе самую быструю. В нашей жизни человек с заторможенной реакцией обречен на вымирание. В этой тетушке было не менее восьмидесяти килограммов живого веса. Плюс два килограмма золотых колец и кило макияжа.

А если бы на нее поскользнулся мужчина? Это ж еще опаснее. Что могло бы произойти. Просто страшно подумать. Кто бы пошел завтра с диктофоном на инженера?

Или ей послать Генерида подальше вместе с его идеями? Да, она такой человек: ее, конечно, можно убедить, но до известных границ. У нее штаны всегда были протерты на заду, а не на коленках. Понимаете? Она не любит прогибаться. И не будет она постоянно подстраиваться под чужие вкусы. Было бы ради чего. Всякий раз, когда она получает зарплату, ей кажется, что она расписывается в собственной неполноценности.

Так что от работы она не фанатеет. Никакого энтузиазма! Что в нем хорошего? Для кого? Скажем, энтузиаст в любви – это сексуальный маньяк. Она не любит энтузиастов. Исключение могли бы составить разве что эти самые маньяки. Но где их взять в достаточных для всех женщин количествах? Проблема конечно же не одного дня. Можно ли их выращивать? И если – да, то чем кормить? И вообще, какое количество маньяков на, скажем, одну тысячу незамужних женщин является оптимальным? Вопросище! Матерый вопросище, господа вы мои.

А вот и остановка. Кто так строил микрорайон? Ей-богу, отсюда до Турции ближе, чем до ее дома. А это кто там ползет вдалеке, шевеля усиками, как таракан? Правильно – троллейбус.

– Уступайте места пассажирам с детьми, лицам преклонного возраста и инвалидам… – гнусаво сообщает динамик, когда она втискивается на площадку.

Интересно, а если она, к примеру, дитя-инвалид преклонного возраста? Ей что, три места полагается? Проблема требует дальнейшей проработки. Во-первых, может ли считаться инвалидностью злокачественная улыбка? Во-вторых, детский ли возраст – тридцать два года? В-третьих, не родился еще такой инвалид, который добился, чтобы ему уступили место в наших троллейбусах. Что же, за свое место надо держаться, как учат нас на бизнес-тренингах, руками и зубами, ногами при этом отбиваясь от всяких там назойливых инвалидов, лиц преклонного возраста и их детей.

Так вот, о незамужних женщинах, число которым легион. Что же, мужчина – это всегда роскошь. Не каждой женщине под силу его завести. Столько всего надо знать и уметь, чтобы держать его в доме. Она поняла это, когда в первый раз не вышла замуж. Эх, сколько раз она туда не выходила!

Одно время у нее был друг, у которого не было никаких достоинств. Просто никаких. Наверное, он опоздал к раздаче. Когда она с ним познакомилась, у нее екнуло сердце. Зная свою невезучесть, она была уверена, что именно ему суждено стать ее мужем. Когда она представила, как будет коротать с ним долгие зимние вечера в старости, ей стало плохо. Можно сказать, что она сбежала из-под венца…

– Оплатите проезд, молодой человек!

Ага, это кондуктор. Она требует исполнения закона от субъекта с бутылкой водки в руке.