Нарыдавшись всласть, Танька собрала вещички, отдала ключи наседавшей на фамильную недвижимость бывшей свекрови и заявилась с Иркой, как и во все предыдущие разы, к матери с отчимом. Тешившие себя надеждой, что им удалось пристроить дочь, старички были явно не в восторге. Помаявшись с месяц, они собрали семейный совет, на котором у Таньки явно не было права голоса, и решили купить ей однокомнатную квартиру.

Чуя, что за этим последуют финансовые санкции, Танька робко возразила против разъезда и акцентировала внимание на своей дочерней любви и полной готовности посвятить себя уходу за родителями. Не нуждающиеся ни в каком уходе Танькины предки-торгаши в весьма недвусмысленной форме намекнули ей на то, что хотят скоротать старость, не спотыкаясь ежеминутно о внучкины коньки. И что, вообще говоря, к тридцати годкам надо уже самой научиться зарабатывать себе на жизнь. Танька ужаснулась от предчувствий, но деваться ей было некуда.

Ей купили квартиру возле рынка и выделили из семейной мебели кухонный стол, диван-кровать и четыре табуретки. Через неделю подобревший от радикальности принятых мер отчим припер ей телевизор и сколько-то там денег. На этом финансовые и товарные вливания в Танькину жизнь были прекращены. Танька с Иркой спали на диван-кровати валетом, смотрели телевизор и использовали кухонный стол как письменный, обеденный и журнальный одновременно.

– При такой жизни, – жаловалась подруге Танька, – придется, видать, работу искать.

При ее специальности это выглядело весьма проблематичным. Технологу молочной пр омышленно сти, Таньке в Мурманске оставалось разве что начать доиться самой. Даже чудодейственные связи Владкиного отца оказались бесполезны. После нажимов дочери он признался, что ему легче будет кормить Таньку самому, чем найти ей работу.

Между тем единственным источником поступления средств для Таньки стали алименты на дочь. И краски стали сгущаться. Тратя все на Ирку, сама она ела одну путассу, где много фосфора. И скоро глаза у нее стали гореть в темноте зеленым огнем.

Напуганные подобным феноменом, мать с отчимом возобновили кредитование приобретшей девическую стройность зеленоглазой дочери. Но деньги выдавали мелкими траншами и деспотически нерегулярно. Каждое экономическое вливание обставлялось настоятельными требованиями найти работу. Это было излишне, ибо Танька, привыкшая в период безденежья искать не работу, а нового мужа, и так уже с ног сбилась, носясь по знакомым в надежде хоть кого-нибудь подцепить.

– Мне бы сейчас хоть того Славика из автосервиса, что был у меня три года назад, – делилась она с Владкой сокровенным. – Сейчас не до жиру. Хоть как-то перекантоваться.

Владка предложила ей холостого Генерида.

– Сколько? – загорелась Танька.

– Сорок восемь.

– Да на что мне его возраст, – огрызнулась она. – Зарабатывает он сколько?

Владка сказала.

– Ты что, дура? – обиделась Танька, решившая, что подруга смеется над ее горем. – Ты хочешь, чтобы мы на Иркины алименты втроем, что ли, жили?

– Я еще меньше получаю! – рыкнула оскорбленная Владка.

– У тебя отец, а у меня отчим. Мне надо самой выживать, – резко провела водораздел между их судьбами Танька и разревелась.

Обрыдав плечо подруги, она почувствовала себя лучше. Они помирились и оставили Генерида в покое.

– Ты меня извини, – сказала Танька. – Просто жизнь такая, что хоть травись.

Владка поняла мгновенно. Сбегала, как и при отпевании Гельмута, за бутылью водки. И они сгоряча так урезали, что ей пришлось ловить такси, чтобы добраться домой и не ночевать вместе с Танькой и Иркой на их единственном диване. Всю дорогу она убеждала таксиста жениться на ее подруге. Но таксист почему-то хотел жениться на ней, пока она ему не улыбнулась.

Помыкавшись еще месяца два и найдя у себя на голове седой волос, Танька взревела:

– Боже, я старею! Я никогда больше никого не найду! Травиться, только травиться!

К счастью, Владка с литровкой водки была уже на подходе.

– Знаешь, тебе все-таки надо искать работу, – сказала она, куря на Танькином балконе и задумчиво стряхивая пепел на головы рыночных торговцев.

– Сама чувствую, что ничего лучшего не предвидится, – вздохнула в ответ подруга. – Так и издохну вся в трудах и мозолях.

– Ты всегда видишь в жизни один негатив, – заметила Владка.

– Дорогуша, – обрезала Танька, – у меня нет микроскопа, чтобы найти в ней позитив.

Да, у Таньки определенно есть комплекс Дездемоны: время от времени ее так и хочется придушить.

– Послушай, – не выдержала Владка в тот раз, – иногда мне кажется, что ты одноногая. На моей памяти ты еще ни разу не встала с «той» ноги.

В ответ Танька расплакалась, сослалась на свой седой волос, который тут же выдрала и предъявила ей в качестве живого укора, и попросила прощения за свой срыв.

Через месяц она нашла работу уборщицы в тресте стальных конструкций. Отчим прослезился, принес ей килограмм икры и немного денег. Но от дальнейших инвестиций стал воздерживаться. Танька перешла с путассу на куриные окорока и окончательно потушила леденящий душу зеленый взгляд.

– Жизнь налаживается, – сказала ей Владка.

– Отчим, гадюка, повез мать в Объединенные Арабские Эмираты, – закатила глаза в бессильной злобе Танька. – Чего ж я его раньше своей мамочки-то не нашла?

– Ты еще молода, – успокоила ее подруга. – У тебя таких отчимов еще будет и будет.

– Типун тебе на язык! – замахала Танька руками. – Мне нужен один и навсегда. Чтобы как лебеди. Или вороны? У кого там браки крепкие?

Владка не знала, поэтому ничего не ответила.

– Я тут уже присмотрела себе одного в тресте, – продолжила мысль ее подруга. – Ничего особенного. Но нужно же мне как-то обставить квартиру?

– Безусловно, – согласилась Владка, оглядывая пустые углы Танькиной комнаты. – А то хоть травись.

И она тут же побежала в магазин.

Так вот Танька и жила последнее время. Мужик из треста оставался непоколебимым, хотя она каждые две недели подрезала полы своего рабочего халатика.

– Отрастает он у тебя, что ли? – съязвила как-то Владка с улыбкой.

Танька заледенила ее взглядом. Но после утраты фосфора эффект был недостаточен. И не шел ни в какое сравнение с Владкиной улыбкой. Получилось один ноль в пользу бультерьера.

– Я скоро кудахтать начну от этих куриных окороков, – жаловалась вчера по телефону Владке подруга. – Когда же он соблазнится? Ты бы хоть зашла, что ли? Поболтали бы.

– Травиться будем? – спросила Владка, лихорадочно пересчитывая в уме скромные финансы, оставшиеся в ее кошельке с аванса.

– Нет, – Танькин голос дрогнул. – Я с предыдущего раза еще не отойду никак. Не хочу я травиться. Я пришла к выводу, что по отношению к смерти пословица: лучше поздно, чем никогда, недействительна.