Еще один фактор, объясняющий такое отношение к военнопленным, — это космополитический характер войны. С начала Нового времени и до XVIII в. правительства с радостью использовали иностранцев в своих войсках, поскольку благодаря этому они высвобождали своих собственных граждан, для того, чтобы те и дальше платили налоги. Во многих армиях были целые подразделения, состоявшие из иностранцев. Некоторые из них были добровольцами из бедных мест, таких, как Швейцария, а затем Шотландия и Ирландия. Выходцам из этих стран часто приходилось сражаться друг против друга в составе французской и английской армий. Бывало и так, что государи продавали или сдавали в наем солдат целыми подразделениями, как в случае с несчастными гессенскими наемниками, которые составляли основную боевую силу Британской армии в войне за независимость североамериканских штатов. Когда такие солдаты или формирования попадали в плен, их иногда удавалось перетянуть на другую сторону. В 1756 г. Фридрих II завербовал всю саксонскую армию, пообещав вознаграждение тем, кто поступит на службу более или менее добровольно, и щедро используя кнут в отношении всех прочих. Этот конкретный случай знаменит тем, что стал одним из последних такого рода в истории. Однако это было обычной практикой и не вызывало споров в период между 1500 и 1650 г., когда война была разновидностью капиталистического предпринимательства, а армии состояли полностью из наемников.

И все же даже в это время были исключения. Если война рассматривалась как мятеж против законной власти или же дело касалось религиозных идей, то пленных ожидало совсем иное обращение. Тридцатилетняя война в Германии известна массовыми кровопролитиями. Зачастую, например в Магдебурге в 1631 г., резня была делом рук кровожадной солдатни, действовавшей против воли командующего. Однако в случае с известным испанским генералом Фернандо Альваресом де Толедо, герцогом Альба, руководившим кампаниями в Нидерландах в 1567–1574 гг., это объяснение не проходит. Поддерживаемый главным финансовым инспектором, выдающимся юристом Бальтазаром Айала, герцог завел отвратительный обычай связывать солдат пораженного гарнизона спиной к спине и сбрасывать их в крепостной ров. Во время битвы при Айзенкуре в 1415 г. английский король Генрих V приказал своим воинам убить пленных, что было исполнено с некоторым нежеланием, поскольку означало для них лишить себя будущего выкупа. Бывшие там английские рыцари доверили убийство лучникам — простолюдинам — по крайней мере так они говорили впоследствии. Инцидент получил негативную огласку, и его пришлось оправдывать тем, что французы, якобы пытаясь устроить массовый побег, подвергали опасности тех, кто взял их в плен.

Каков бы ни был исход каждого отдельного случая, очевидно, что, в отличие от сегодняшней ситуации, тогда не было универсального закона для всех, обязывающего победителей даровать пощаду, если побежденные о ней просят. Конечно, средневековый рыцарский кодекс, например в трактовке Фруассара, осуждал рыцарей, не позволявших своим противникам слагать оружие. Однако даже в этом случае у побежденного не было абсолютного права на сохранение ему жизни. Впоследствии тот, кто убивал своего противника при таких обстоятельствах, приобретал дурную славу. Однако такая репутация могла оказаться и на руку воюющим; яркий пример тому — швейцарцы, о которых было известно, что они не внимают мольбам о пощаде: они вселяли ужас в противников задолго до начала боевых действий. Однако подобная репутация обрекала убийцу на такое же обращение в случае, если удача того оставляла. Как правило, если жертвой оказывался простой смертный, а не какой-нибудь особо важный барон, за которого можно было получить приличный выкуп, убивший его мог не опасаться официального выговора, не говоря уже о том, чтобы быть привлеченным к суду. Еще в начале XVII в., как писал Гуго Гроций, все, что оставалось низшим чинам побежденной стороны, — это взывать к христианскому милосердию. Вскоре мы увидим, что это относилось и к тем, кто не числились в составе армии, но кого угораздило попасть в плен. Иногда призыв к милосердию помогал, но не всегда. Очень часто это зависело от того, производил ли просящий пощады впечатление человека, способного заплатить выкуп.

Мы не будем обсуждать судьбу военнопленных в период до XIV столетия в других точках земного шара. И вовсе не потому, что войны тех времен велись не по правилам, и не потому, что те правила были не такими важными, как сейчас. Главное, что такие правила существуют. Чтобы понять их важность, достаточно лишь посмотреть на их изменение с течением времени. Сегодня можно возмутиться системой, которая проводит различие между отдельными военнопленными на основе их материального положения или их способности поддаваться на шантаж. И наоборот, наши предки, жившие примерно с 1650 по 1800 г., осудили и высмеяли бы современную систему, которая, не признавая понятия о чести, заставляет захватчиков содержать, одевать, кормить и вообще обслуживать пленников за свой счет. Вышесказанное не означает отрицания того факта, что правила войны, в том числе касающиеся отношения к пленным, часто нарушаются. Но такие правила существуют, и как только мы отойдем от узкосовременного подхода, их роль в определении того, что же такое война, окажется огромной.

Более того, чем больше мы углубляемся в историю, тем сложнее становится проблема терминологии и классификации. Тринитарные понятия исчезают там, где вооруженную силу используют общественные образования, не являющиеся государствами, против социальных организаций, не являющихся армиями, и против людей, не являющихся солдатами в нашем понимании. Все это относится и к современным юридическим различиям между офицерами и неофицерским составом, солдатами и гражданским населением, комбатантами и некомбатантами, различиям, появившимся в Новое время. Даже категория «раненых» довольно нова, — люди, конечно, всегда получали увечья в битвах, но «раненые» как определенная группа, имеющая особые права и заслуживающая особого обращения, представляет собой понятие тринитарной модели и впервые появляется в XVIII в. Исторические обстоятельства примерно до 1350 г. были настолько отличны от последующих, что употребление современного термина «военнопленный» скорее затуманивает дело, нежели проясняет. Поэтому на этом завершим обсуждение и посвятим следующий раздел обращению с некомбатантами.

Некомбатанты — иными словами, гражданское население, или «народ», — составляют большинство тех, кого затрагивает война, если она не ведется в пустыне. Клаузевиц, признавая этот факт, считал их одной из составляющих своей троицы. Он прямо говорил, что теория, которая не учитывает их, не стоит той бумаги, на которой она изложена. Однако сегодня во всем мире новые, нетринитарные виды войн, известные под общим названием «конфликты низкой интенсивности», уничтожают традиционное разграничение между армией и населением. Часто это происходит из-за того, что граница между ними изначально была непрочной. У многих развивающихся стран Африки и Азии не было времени на «создание нации», не говоря уже о построении настоящей армии по модели более развитых государств. В других случаях данное разграничение подвергается намеренному разрушению. Это стало обычным явлением как в развитых, так и в развивающихся странах, и тех, кто в этом замешан, обычно называют террористами.