Однако французской погони не было. У Груши было 33 000 человек и 96 пушек, чтобы догнать пруссаков, но он не знал, куда бежать. И на заре 18 июня французы были столь индифферентны, что Блюхер решил – преследования и вовсе не будет. И вот, несмотря на погоду, несмотря на темноту и поражение при Линьи, прусская армия теперь стояла в 20 километрах от Веллингтона. То были трудные километры, пролегавшие через ручьи, по обрывистым холмам, но, если Блюхер пообещал Веллингтону, что придет, значит, придет. «Я снова поведу вас на врага, – объявил он войскам, – и мы разобьем их, потому что должны это сделать!»

При Линьи император поставил для Блюхера ловушку, надеясь, что Ней или д’Эрлон обрушатся как гром на прусский правый фланг. Ловушка не сработала.

Блюхер понадеялся, что Веллингтон придет в Линьи и нападет на левый фланг французов, но эта ловушка тоже не сработала.

Теперь же поставлена новая ловушка. Веллингтон в ней служил приманкой, Наполеон – предполагаемой жертвой, а Блюхер – охотником.

Наступил рассвет воскресенья 18 июня 1815 года.

У генералов была крыша над головой, а вот для большинства солдат канун дня битвы обернулся кошмаром из дождя, грязи и нужды. Мало кому повезло с укрытием. Уильям Гибни служил хирургом в британской кавалерии. Ему посчастливилось больше многих других, для него хотя бы нашлись еда и питье.

Он жалуется, что спать пришлось вертясь как юла, но даже так отдохнуть смогли немногие. Другой кавалерийский хирург, Джон Гордон Смит, вспоминал, как его драгуны остались без еды, питья и огня.

Стульям, разумеется, надлежало спасти от грязи филейные части офицеров. Герцог Веллингтон строго запрещал разорять мирное население и наказывал тех, кто попадался на воровстве. Его мотивом кроме поддержания дисциплины было нежелание увеличивать число врагов. Своим разбойным поведением в Испании британская армия вызывала ненависть почти у всех испанцев. В результате с партизанами пришлось сражаться не меньше, чем с наполеоновской армией. В 1814 году, когда Веллингтон вторгся в Южную Францию, он установил в своей армии жесткий контроль, чтобы не допустить грабежа мирного населения. Однако тут перед сражением солдатам разрешили мародерствовать. Разрешение было получено не у Веллингтона, а у генерала, сэра Фредерика Эдама. Подпоручик Ричард Кокс Эйр, стрелковый батальон которого «потешился» с французскими уланами около Монса два дня тому назад, писал, что к вечеру 17 июня его люди превратились в «крыс, полуутопленных и полудохлых от голода». Затем они получили «от генерала Эдама, командовавшего бригадой, разрешение разграбить три фермы»:

Подпоручику Эйру повезло, а кому-то не досталось не только пиршества, но даже огня. Рядовой гвардеец Мэтью Клэй провел эту ночь на краю канавы, его едва укрывали густые ветки живой изгороди. Другие спали под открытым небом, положив голову на ранец как на подушку. И для всех сон был недолгим. Внезапно темноту расколола молния, прогремел гром. Кони, ночевавшие в промокшем поле, сорвали путы и в панике понеслись прямо через стоявшие лагерем войска. Одна из привязанных лошадей принадлежала капитану по имени Джонни Кинкейд из 95-го стрелкового. Он привязал поводья лошади к рукояти штык-тесака одного из его солдат (стрелки имели в вооружении штык с рукоятью и клинком около 60 сантиметров длиной), клинок штык-тесака воткнул в землю, а сам отправился спать. Проснувшись, он обнаружил, что лошадь убежала, и уже отчаялся ее найти, но спустя час та отыскалась среди коней артиллеристов, а штык еще болтался, привязанный к поводьям. И всю ночь шел дождь, обрушиваясь на землю, превращая ее в грязь, уничтожая урожай, заполняя водой канавы. Капитан Мерсе ютился вповалку с другими офицерами: