Колен сбоку посмотрел на него. В подвижном мозгу Колена уже зародился один план, но он опасался, что он будет неприемлем для Гиза. Со своей буржуазной точки зрения он относился несколько презрительно к идеалам чести и благородству поведения. Для успеха в жизни моральные идеалы не имеют большого значения.

– Я подумал, не поможет ли непосредственное обращение, а? Как вы полагаете, друг мой? – спросил Колен, потирая свой толстый подбородок. – Нравится вам эта мысль?..

Его острый взгляд был прямо обращен на Гиза, и еще прежде, чем он ответил, Колен уже знал, каким будет следующий вопрос.

– Обращение к кому? – спросил Гиз.

Колен презрительно фыркнул.

– К кому?.. Гм!.. К главной причине всех бед. Вы знаете графиню Дезанж?

– Нет, – сердито ответил Гиз.

– Это хорошо. Если бы вы были знакомы с ней, то ваше обращение не имело бы такой силы. А при данных условиях вы можете действовать как главный советник… э!.. как спаситель вашего сына…

Он зорко следил за Гизом и в его глазах заметил как раз такое выражение, какое ожидал увидеть в них.

«Старый дурак!» – подумал он с досадой, но тотчас же произнес вслух:

– Конечно, не надо упоминать о материальном ущербе, понесенном Жюльеном, а только настаивать на его политическом престиже, на его значении для страны и в силу этого на необходимости принять предлагаемое назначение. Слишком легко забывается, что служба Франции представляет долг, который не имеешь права игнорировать…

«Он сделает это, – сказал себе Колен с чувством удовлетворения, – он сделает это, старый простофиля».

Глаза Колена с тоскою смотрели на открытые двери кафе, когда автомобиль проезжал мимо. Он посматривал на свои прекрасные часы, думая с сожалением, что хорошо бы зайти и выпить что-нибудь. Но необходимость приниматься за работу, вследствие того, что Жюльен отошел в сторону, вынуждала Колена отказаться от этого удовольствия. Жюльен до некоторой степени помогал ему, и надо отдать справедливость Колену, что он все же по-своему любил Жюльена. Жюльен так быстро получил известность и окружен был таким красивым ореолом, что его падение с этой высоты не только причиняло Колену материальный ущерб, но и потерю престижа.

Колен очень легко узнал, где проводил дни его бывший протеже. Он был бездетным человеком, и, может быть, его желанием спасти Жюльена руководило более тонкое чувство, нежели простая досада за собственные неудачи в жизни.

Во всяком случае, он пошел к Доминику Гизу и нашел у него более чем достаточно материала для своей работы. Гиз был для него открытой книгой. Он читал в нем, как читает азбуку третьеклашка. Поиграв немного на ревности старика, выслушав рассказ о деле Кэртона и перечень гонораров, принесенных в жертву Жюльеном вследствие его безумного образа действий, Колен выразил полное сочувствие его взглядам, что окончательно расположило Гиза в его пользу и превратило его в орудие Колена.

Колен сначала предполагал, что разговор с Жюльеном, за которым должен непосредственно следовать разговор с его отцом, повлияет на Жюльена, и таким путем он надеялся добиться цели. Но его схема провалилась, и наступившее после этого отчуждение между сыном и отцом уничтожило всякую возможность действовать путем убеждения.

Тогда-то и обратились к Баллешу.

Колен тоже хлопотал об этом назначении Жюльена, хотя Жюльену тогда пришлось бы уехать. Но Колен рассчитывал и из этого факта извлечь выгоду для себя. Влияние Жюльена, после того как он займет правительственный пост в Тунисе, должно возвысить и Колена. Это может иметь большое значение, тем более что это назначение Жюльена является результатом постоянных дружеских стараний Колена, чего забывать не следует. Колен вообще не упускал из виду ничего, что могло иметь значение и содействовать его повышению, а служебное положение Колена в огромной степени зависело от будущности самого Жюльена.

Он имел счастье заручиться благодарностью Жюльена в начале своей карьеры, и он пользовался этой благодарностью так часто, как ему было нужно. В отличие от маркиза де Суна он не преклонялся перед идеалами аристократического круга, но разделял его взгляды, когда это могло быть ему полезно. Назначения распределялись среди людей именно такого сорта, как ему было известно, а Жюльен принадлежал к их числу.

Теперь, высадив Доминика Гиза у дворца Дезанж, он внутренне помолился, чтобы у этого старого дурака хватило достаточно здравого смысла и он не испортил этого важного разговора с графиней. А для Гиза, когда он следовал за дворецким по широкой лестнице, предстоящая беседа, противоречившая всем его понятиям о приличиях и его врожденной любезности, явилась настоящим крестовым походом.

Благородный старик верил, что ему предназначено быть спасителем своего сына. До прошлой ночи Жюльен никогда с ним не ссорился. Теперь, взбираясь по этой лестнице, усталый и измученный старик Гиз в особенности ощущал тяжесть своих лет, которые, однако, до этой роковой ссоры не давали себя так сильно чувствовать.

Комната, в которую он вошел, была залита солнечным светом, а в большие открытые окна доносилось из сада мелодичное пение птиц.

Гиз сел, чувствуя глухую, нелепую досаду на все, что его окружало, на прекрасную погоду, на привлекательность обстановки вокруг него. Он не был настроен на то, чтобы ощущать счастье. То, что Сара жила в таком прекрасном доме, среди такой прелестной обстановки и солнечного сияния, только усиливало его раздражение и прибавляло новое преступление к длинному списку, который у него против нее имелся.

Дверь открылась, Сара вошла. Гиз сразу догадался, что она ожидала найти Жюльена. Он тяжело поднялся с кресла и поздоровался с нею с холодной вежливостью.

Внезапное разочарование временно лишило Сару самообладания. Она смутилась при виде Гиза.

Гиз заметил это, и глаза его блеснули.

«Она знает то, что я знаю! Она напугана», – решил он.

Но Сара рассматривала его, ища лишь сходства с Жюльеном. Когда она заговорила, то выразила в нескольких любезных словах свое удовольствие по поводу свидания с отцом Жюльена.

– Я пришел сюда как раз, чтобы поговорить с вами о моем сыне, – холодно ответил Доминик Гиз.

Произошла минутная пауза, затем он добавил все тем же ледяным тоном:

– Я хочу попытаться просить вас порвать с ним, так как он, по-видимому, слишком слаб и слишком увлечен, чтобы самому сделать это.

На мгновение Сара испытала такое ощущение, какое бывает во сне, когда уверяешь себя, что ужас, который испытываешь, есть только ночной кошмар, и стоит только проснуться, чтобы избавиться от него.

Однако она оправилась и возразила:

– Я не понимаю, что вы хотите сказать.

Гиз резко и грубо рассмеялся, как смеется человек, доведенный до крайности и боящийся потерять душевное равновесие.

– Графиня смеется над моей доверчивостью. Это не так уж плохо, как кажется…