Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что, мол, представляет собой бронированный подвижный состав из десяти-двенадцати вагонов на колесно-гусеничном ходу. Интересно, как это?
Машина, изначально не военная, являлась действующим прототипом универсальной строительной машины с возможностью модернизации под военные нужды. Ага. Как с нашими ледоколами и мирными, еще советскими, боевыми тракторами на все жрущем двигателе, соосными винтами и комплектом вооружения, более подходящим эсминцу. Так и тут, та самая модернизация предусматривала, мать моя женщина, целую платформу с пушкой-гаубицей калибра сто эм-эм. Охренеть, дайте две. И, как будто оно мало, еще и две автоматические зенитные установки ЗУ-23–2. А вагоны, конечно, это ж мирный комбайн, могли оснащаться поворотными башнями со спаренными КПВТ и ПКТ. Фу, мне бы сейчас все это сюда. Интересно, а хоть один работающий экземпляр такого вот хтонического звездеца был? Есть?
Короче, вот нам туда. В локомотив на высоченных колесах. Потому как он не занят. Он наш, на троих. Урфина, Баркаса и мой. И сидеть там, как мои коллеги-конкуренты в остальных говномесах, не отсвечивать. Потому как…
Шарахнуло совсем рядом. В наш бугор. Мара замерла, явно не поняв случившегося. Да тут и так хватит. Когда прямо за тобой, рассвирепев от попаданий в молоко, Буря бьет на расстоянии метров в двадцать. Ух, скажу я вам, ощущения какие возникают. Прет тем самым озоном, чем-то пластиковым, зацепленным молнией и тут же сгоревшим. И сама земля под тобой аж подпрыгивает, дрожа и корчась от подлого удара сверху. Хорошо, что моя не-благоверная – женщина серьезная и опытная. Ну, глаза чуть на лоб не вылезли, и все. Даже не пискнула. А Раздва так вообще проигнорировала эдакую пакость со стороны Бури.
Я мотнул головой вниз, серьезно нахмурив брови и сделав рожу. Мол, милая, делай как я, и все такое. И пополз, если можно так сказать. По сырой жесть-траве получилось съехать вниз, плюхнувшись в канаву, идущую прямо вдоль всей асфальтированной площадки. Твою-то мать, срань Господня и Ктулху раздери, какая же тут мерзость!
Ползти на локтях и коленях в липкой черной дряни, воняющей ровно так же, как прет из сточной трубы ванны, когда там засор. Знаете же, да? Прет всем подряд, от разлагающихся застрявших волос с остриженными ногтями до случайно застрявшей и умершей смертью от голода мыши. Ну, с мышью перебор, конечно. А так вот снимешь такой забившийся сифон или уберешь заглушку, чтобы прочистить или хотя бы какую-то щелочь залить, и прямо… фу-у-у-у… Ну, вот в чем-то таком нам и пришлось ползти. Метров двадцать, до отвода в сторону. И порой замирать, когда между экземпляром старенькой «Арматы» и не пойми для чего втиснутым «Крокодилом» неожиданно оказывался жаждущий чьей-то крови и дико верещавший Красный.
Но все заканчивается. В смысле – ожидание Бури. Капли застучали по асфальту и зазвенели по металлу точно в момент, когда я протиснулся под днище локомотива. Помог влезть Маре и откинулся на колесо. Там, на открытых участках, дико верещали Красные, наконец-то понявшие своими сдохшими мозгами всю степень собственной глупости. Буря она такая, никого не жалеет.
– Полезли, – выдохнул, увидев первый ручеек, затекший под колеса, – нельзя сидеть.
Откинул люк, спрятанный так хитро, что не знаешь, так и не найдешь. Замер, слыша крики парочки Красных, обретавшихся рядом. Почуяли, сволочи, вон, замелькали еле заметные в темноте и ливне тонкие ноги в выступивших сосудах. Да и хрен на вас.
Довыпендривался. Арматурина, заточенная и мерзкая, чуть не воткнулась мне в глаз за секунду до того, как закрутил штурвал люка изнутри. Да и ладно. Теперь-то можно и отдохнуть.
Буря взялась серьезно. Хорошо, этот общий с Урфином и Баркасом схрон всегда закрыт. Да и защита у него серьезная. Отсидимся, отдохнем, дождемся утра. Ничего себе началась ходка, ага…
Мара, включив фонарик, осматривалась. Чего тут больно смотреть? Не «Хилтон». Несколько раскладушек, тонкие матрасики, допертые из-за Периметра. Белье, уж извините, не таскали. Спальников хватит. Нашли их в туристическом магазине, бракованные. Один не расстегивается, второй наоборот, и так далее. Как раз подошли. На нерасстегивающийся ложишься, расстегивающимся накрываешься, еще один под голову свернешь, и хорошо. Слаще снов не бывает, чем когда вот так, после сложноватого перехода. Так, где у нас здесь светильники с аккумуляторами? Вернее, как сказать, с аккумуляторами…
– Что это? – Мара села, тихо вздохнула. – А?
Да-да, так всегда. Все новички, увидев «малахиты», открывают рот и сидят в обалдении, пока не привыкнут. Редкий товар, штучный. И ходит в основном здесь. Там, километров за пять от Периметра, «малахит» умирает. Такая се ля ви одного из самых полезных и красивых артов Зоны.
Вытянутые и чуть заостренные кверху зеленовато-крапчатые яйца начинают светиться, если их воткнуть в гнездо из «проволоки». Именно «проволоки», а не проволоки. «Проволоку» следует тащить с Ленэнерго. Только тогда «малахит» светится. Проверено Рысью. А это, сами понимаете, знак качества. Меня Фукс научил. Незадолго до того, как гикнулся от мурен.
– Нравится?
– Угу. Здесь безопасно?
– Да. Все закрыто. Никто не пролезет. Буря тоже не пройдет. Последний Приют, елки-палки. А я его Элронд.
– Кто?
– Забудь. Давай ногу посмотрим.
Ну, чего сказать? Спасибо аномалии. Ловушка вроде и шандарахнула неслабо, но сама же и помогла. Вскрытое и сожженное ее ударом мясо тут же запеклось. Ну, противостолбнячную, витаминки и обезболивающее? А есть другие варианты? Думаю, что нет.
Мара смотрела в небольшую щель, забранную решеткой, на стыке стены и верхних пластин. Там красиво и угрюмо бушевали молнии. Свивались в клубки, пробиваясь даже сюда шипением змей. На уколы она отреагировала вяловатым матом, даже неинтересно слушать оказалось. Ладно, черт с ней. Умоталась Марья Моревна, бывает с непривычки в Зоне. И аномалии, и костоглод, и скальп этот чертов. Надо ей настроение поднять, что ли? Хотя и жаба душит. Но жаба жабой, а кавалергардом следует быть. Рядом с такой дамой-то.
Почему? Потому что само собой. Этому ответу лет уже очень много. Если серьезно, то дело в самом лучшем продукте для поднятия настроения. Вы про тяжело-спиртовое? Да ну вас. Речь-то о том, что донести в целом состоянии сложно, а умудриться не сожрать, пусть и не всегда, тяжело. А так как у нас тут есть, ну… скажем так, «холодильник», то там наверняка есть необходимое. Так, ну? Угадал. Это Урфина рук дело. Он у нас упертый поклонник белорусских фабрик.
Темный и горький шоколад «Спартак». Остатки роскоши красной империи, до сих пор так широко и не восстановленные. Это я про ГОСТы. Государственные стандарты качества. Сколько в шоколаде чего должно быть и почему только тогда он шоколад. А не сладкая до приторности глина, растекающаяся по рту и липнущая к зубам.
Настоящий шоколад не может быть дешевым. Во всяком случае, сейчас так точно. Раньше был, сейчас так… сладкая плитка. Ну да, со вкусом чего-то там. Хоть со вкусом соплей, как в старой сказке про пацана-волшебника. От шоколада мало чего осталось.