– Ну конечно видят, любовь моя, – подтвердила Лала. – Волк с нами был, а ты и не догадался?

– Ну, волк меня не особо волновал. Как-то не придал значения. Я сухой, животные кланяются. Ох, не кончится это добром.

– Не переживай, львёнок, – приободрила его Лала по-доброму. – Ты Нур, я незначима. Нам главное, чтобы не узнали, кто мы на самом деле, всё остальное как будто не важно.

– Я всё же несколько иного мнения, – вздохнул он.

Мимо пробегала собака. Поравнявшись с ними, села, глядя влюблёнными глазами, и давай бить поклоны. Наклонит голову и «гав-гав», наклонит голову и «гав-гав».

– Да что же это такое, – простонал Рун в растерянности. – Не вели себя животные так раньше. Что происходит?

– Магии во мне слишком много, суженый мой, – поведала Лала. – Кажется, в этом дело.

Двое мальчишек встали как вкопанные неподалёку, дивясь на собаку. Тут дождь хлынул, точно из ведра, полился плотным шумным ливнем. Но они даже не шелохнулись. Пёс тоже и не подумал прервать своё представление. Вверху ослепительно засверкало. Через миг грянул гром, да так сильно, что оглохнуть можно, Лала вскрикнула, побледнев. Рун осмотрелся кругом, словно в последней надежде, ища хоть какой-то выход. И сквозь пелену водяных струй вдруг отчётливо различил рисунок белого гуся.

– Вон наша вывеска, – с облегчением поспешил сообщить он громким голосом, дабы его слова не потонули в звуках прохудившихся небес. – Сейчас укроемся, Лала, не бойся.

Оставшееся расстояние Рун проделал бегом, и вскоре они наконец скрылись от непогоды, животных и чужих глаз за спасительной дверью.

***

Первое, что почувствовали Рун и Лала, оказавшись внутри, это запах еды. Много разных аппетитных ароматов витало в воздухе.

– Ой, как вкусно пахнет! Прямо голова теперь уже от этого закружилась, – восхитилась Лала.

Вокруг в помещении были расставлены грубо сколоченные столики с лавками, за несколькими сидели люди, обедая – за одним два стражника, за другим четверо монахов в поношенных обрядниках, за третьим рыжеволосый дяденька в типичном облачении охотника, за четвёртым бородатый мужик в залатанной крестьянской одежонке и женщина в платке с ним. Толи дождь загнал всех, толи урочный час был подкрепиться. Сбоку в большом камине горела пара поленьев, создавая ощущение уюта и помогая ослабленному тучами тусклому солнечному свету, проникающему снаружи в окна, лучше разгонять полумрак.

– Похоже, это харчевня, а не постоялый двор, – поделился наблюдением Рун. – Напутал что-то стражник? Сейчас поедим, Лала. Всё равно, пока дождь, никуда не пойдём. Ты чего хотела бы поесть?

– Пирожок какой-нибудь. И кашки. И молочка, – принялась перечислять Лала с энтузиазмом. – И сыру ещё чуточку. Всего хочу. Только не похлёбочки. Соскучилась по обычным кушаньям.

Перед ними нарисовался лысоватый гладко выбритый мужичок в чёрной жилетке. Поглядел строго:

– От дождя или по делу? Если от дождя, ступай себе мимо.

За окнами загрохотало, не так оглушительно, как это было на улице, но Лала всё же вздрогнула.

– Да дайте парню переждать, жалко что ли? – подал голос один из монахов.

– Жалко, – не без едкости заявил мужичок. – Ходют, грязь наносят, убирай за ними потом. Можно и на крыльце дождь переждать.

– Да ты взгляни на него, он же чистенький, словно помылся только что, – вступилась за Руна дородная женщина в поварском фартуке, тоже подойдя. – Ты откуда такой чистый, когда там льёт? Даже следов на полу нету.

– На крыльце стоял, как дождь начался, – объяснил Рун. – Думал, зайти или нет. Мне вообще-то на постоялый двор надо. А не в харчевню.

– Долго же ты там думал, похоже, – заметил мужичок. – Это и есть постоялый двор, чудак-человек. И харчевня тоже. Тебе комнату надо? На сколько?

– А сколько у вас стоит в день? – аккуратно поинтересовался Рун.

Мужичок оценивающие осмотрел его с ног до головы, прикидывая.

– Ладно, с тебя два медяка, так и быть. Всё равно клиентов мало.

– Тогда на три дня остановлюсь.

– Деньги вперёд, – потребовал мужичок.

– Хорошо. А можно сперва поесть? – попросил Рун. – Что у вас стоит? Сразу за всё и заплачу.

– У нас недорого, – поведал мужичок. – Дешевле всех в городе, не боись. За пару монет накормим до отвала, за напитки отдельно, я же не знаю, сколько ты выпьешь. Некоторые горазды вино хлестать.

– Мне вина не надо, – сообщил Рун. – Просто поесть. Каши на молоке тарелку большую. Пирожок с ягодой или с капустой, или с творогом, что-то такое. Кружку молока. И прямо по чуть-чуть ещё чего-нибудь. Сыру один пластик тоненький. Мёду одну ложку. Сколько это будет стоить?

Мужичок поглядел на него скептически, покачал головой.

– Один медяк, – ответил он. – Эх, что за клиент нынче пошёл. Ложка мёда? Это что такое? Да уж. Садись пока, жди кашу свою. Сколько тебе времени надо на заказ, Аза?

– У меня пшено запарено. Считай, нисколько. Пару минут, – отозвалась женщина в фартуке.

Она направилась к внутренней двери справа от прилавка, и вскоре скрылась за оной. Мужичок ушёл за прилавок, уселся на стул, со скучающим видом. Рун с Лалой проследовали к ближайшему из свободных столов. Он помог ей сесть. За окном полыхнуло, и Лала на секунду напряглась, пережидая гром.

– Когда же гроза закончится, – вздохнула она. – Значит, вот таковы у вас постоялые дворы? Я немножко другого ожидала. Тёмненько тут. Грязненько. Грубоватое всё. Мебель. Но пахнет вкусно.

– Откуда ж взяться свету, коли снаружи всё тучами заволокло? – пожал плечами Рун. – Не дворец поди. Это аристократы жгут свечи не жалея. Просветлеет небо, и тут наверняка не столь мрачно станет. Мне где сесть, рядом или напротив?

– А сам-то ты как думаешь, заинька? – поиронизировала Лала.

– Рядом приятнее тебе. А напротив мне. Чтобы любоваться на тебя, – серьёзно сказал он. – Да и так говорить сподручнее.

– Всё никак не налюбуешься?

– Никак.

– Ну, садись напротив, так и быть.

– Спасибо, милая, – он уселся, полез в сумку, дабы достать из узелка семь медных монет.

– Рун, почему ты ложку мёда всего заказал? И пластик сыра? Ты-то не фея, тебе мало будет.

– Лала, я обойдусь. Крестьяне не тратят деньги на излишества, – объяснил он. – Деньги тяжко даются. Обычно, когда ты без феи. А тратятся в миг, лишь начни. Я кашей наемся без проблем. И с удовольствием. Тоже надоела грибная похлёбка уже. Пол пирожка, думаю, мне достанется, зная, как ты ешь. Наемся точно.

Глазки Лалы погрустнели.

– Я, Рун, никогда не была в нужде, – промолвила она. – Никогда-никогда. Я не знаю, каково это, не мочь покушать вкусненького, или даже страдать от голода. Отказывать себе во всём.

– Ну, на то ты и фея, – улыбнулся он добродушно. – Я