Дарлин играла с вилкой, царапая по пустой тарелке.

– Итак, ты должен узнать решение судьи Миллера, сдать выпускной экзамен, затем экзамен на адвоката с нереально высоким проходным баллом, и при этом ты успеваешь заботиться о годовалом ребенке.

Я кивнул с небольшой улыбкой.

– Когда ты так говоришь…

– А ты еще нашел время, чтобы успокоить свою нервную соседку-танцовщицу. – Она подперла щеку рукой. – Елена оказалась права насчет тебя.

Очередной поток тепла заполнил мою грудь. Дарлин потихоньку пробивала защиту, которую я выстроил вокруг своего сердца. Это мгновение длилось, колебалось, а затем оборвалось, когда на моем столе загорелась радионяня. Оливия зашевелилась.

Дарлин выпрямилась.

– Черт, мы ее разбудили?

– Нет, – ответил я. – Она просыпается раз или два за ночь, как по часам.

Мы прислушались. Оливия что-то промычала сквозь сон, и монитор погас.

– Она уснула, – прошептал я. – Иногда и такое случается, около трех часов она проснется снова, и мне придется поносить ее на руках некоторое время. В большинстве книг о воспитании говорится, что не стоит потакать прихотям детей, но я не собираюсь позволять ей плакать. Так что, полагаю, я просто тряпка.

– Нет, это мило, – заявила Дарлин. На ее лице застыла мягкая улыбка, которую мне не хотелось видеть, потому что она слишком мне нравилась. – Ты хорошо заботишься о ней.

– Я стараюсь. Она, вероятно, даже не помнит свою мать. А если помнит? Ни в одной книге нет рекомендаций, что делать, если мать бросает своего ребенка. Ливви может помнить ее в глубине души. И иногда мне кажется, что она просыпается, чтобы убедиться, что не одна.

Я моргнул и перевел взгляд с монитора на Дарлин. Она с нежностью смотрела на меня своими блестящими глазами, и я осознал, что взболтнул лишнего.

– Черт, извини. Я не… Я так устал, что начал нести какую-то чушь.

– Это не чушь. Но ты и в самом деле выглядишь уставшим. И напряженным, – добавила она. – А раз уж я сертифицированный специалист, – она указала на свои руки, – то тебе повезло.

– Нет-нет, я в порядке, спасибо.

– Уверен? Твои плечи выглядят так, словно растут из ушей.

– Я привык к этому.

– Ты можешь привыкнуть ко множеству вещей, но это не значит, что они полезны для тебя.

Я колебался. Уже десять месяцев ко мне не прикасались руки красивой девушки.

«Это плохо. Или чертовски хорошо, что тоже плохо».

– Разве ты не устала от массажей за день?

На лице Дарлин появилась победная улыбка.

– Думаю, мне хватит сил на еще один. У меня болят плечи от одного взгляда на тебя. Пять минут, а потом я оставлю тебя в покое.

Не говоря ни слова, я выпрямился на стуле, пока Дарлин вставала позади меня. Я чувствовал ее всю вдоль и поперек. Находился в мягком облаке из ароматов ее геля для душа и теплой кожи, которые окутывали меня. А легкие надавливания на плечи посылали маленькие толчки прямо в мой пах.

«Вот видишь? Плохая идея».

Затем пальцы Дарлин надавили на плечи с невыносимой болью, и последние разумные мысли вылетели из моей головы. Небольшой стон облегчения вырвался из меня благодаря ее ловким пальцам.

– Черт тебя побери! – прошептала Дарлин. – У тебя узел на узле в мышцах. За несколько недель работы я еще не встречала никого столь напряженного.

Я пробормотал что-то невнятное. Все слова в голове превратились в кашу. Руки Дарлин были безжалостны, и я закрыл глаза, ощущая, как расслабляются мышцы и накатывает сонливость.

– Ты хочешь, чтобы я отключился?

– Тебе следовало бы лечь, тогда я бы смогла работать еще эффективнее.

– А если я просто свалюсь со стула, считается?

Дарлин засмеялась и погрузила пальцы в мои волосы, массируя кожу головы и посылая мурашки вдоль позвоночника. Я чувствовал себя пьяным.

– Дарлин, – сказал я, опуская подбородок. – Ты невероятно хороша.

– Спасибо.

Ее маленькие ручки оказались сильнее, чем я ожидал, и она скользнула ими вниз по моим плечам, надавливая в районе солнечного сплетения. Тугие узлы ослаблялись, и по мере того, как облегчение захлестывало меня, дремлющие потребности, в которых я себе отказывал, начали просыпаться под ее руками. Кровь прилила; и когда мышцы расслабились, мои руки сжались, чтобы не потянуться к ней.

Воздух между нами казался плотным и заряженным, и я знал, что Дарлин тоже это ощущает. Ее руки замерли. Я почувствовал, как она напряглась.

– Дарлин, – прохрипел я, возбудившись.

– Я должна идти. – Ее голос был едва ли слышен. Она сжала мои плечи напоследок и двинулась к двери.

Я медленно встал, – словно зверь, вышедший после спячки на яркий свет, – чтобы открыть ей дверь, но она уже была там.

– Тебе следует поспать, – сказала она. – Мне завтра рано вставать на работу, потом идти на репетицию. Спасибо, что выслушал мои новости. Ты замечательный сосед, Сойер. Спокойно ночи.

А затем ураган, которым являлась Дарлин, унесся из моего дома столь же стремительно, как и ворвался. И я остался один.

Я практически бегом поднялась в свою студию и заперла дверь, как будто могла отгородиться от своих чувств и ноющего желания по ту сторону.

Ко мне на массаж в «Серенити» приходили клиенты-мужчины, порой слишком привлекательные, и это ничего не значило. Просто часть работы. Я никогда не чувствовала себя подобным образом.

Я прислонилась спиной к двери и посмотрела на свои руки. Они были теплыми и все еще чувствовали твердые мышцы Сойера, невероятную мягкость волос, горячую кожу под футболкой. Я хотела сорвать с него эту футболку, прикоснуться к его коже, а потом…

– Нет-нет-нет. Ты постоянно так делаешь, – прошипела я.

Я постоянно позволяла физическому влечению тянуть меня на дно, моментально забывая про свою работу над собой, и терялась в прикосновениях мужчины, в удовольствии, во внимании, которое говорило, что меня хотят.

С Сойером все казалось в сотни раз опаснее – он не походил на других парней, с которыми я обычно встречалась. Он был студентом юридического факультета, с блестящей карьерой впереди и маленькой дочкой.

Я закрыла глаза. «Это плохо. Очень плохо».

Только это совсем не казалось мне чем-то плохим.

– Скоро покажется, если он узнает, куда ты ходишь три раза в неделю, – сказала я вслух. На меня словно вылили ведро ледяной воды, которая потушила приятное тепло, смывая воспоминания о его коже под моими ладонями.