— Примерно на месяц.

Я ничего не ответил.

— Возможно, нам завтра прямо с утра придется лететь в Вашингтон, — добавила Кейт.

Вот так у них, у этих федералов: вместо того, чтобы послушать музыку и потанцевать, нужно тащиться на ковер к начальству. Интересно, а если я сбегу, оговорено это как-нибудь в моем контракте? Контракт лежал на столе в кабинете на Федерал-Плаза. Надо будет хоть бегло просмотреть его.

Симпсон включил радио, как раз передавали новости. Репортер рассказывал:

— Самолет находится внутри огороженной зоны безопасности, мы не можем видеть, что там происходит, но машины постоянно въезжают в зону и выезжают из нее. Несколько минут назад из зоны выехал большой рефрижератор, и прошел слух, что он вывез трупы. — Для пущего эффекта репортер выдержал паузу, затем продолжил: — Власти не сделали официального заявления, но представитель Национального совета по безопасности транспорта сообщил корреспондентам, что пассажиры и экипаж были отравлены газом, имеется несколько жертв. Однако самолет приземлился благополучно, и нам остается только надеяться и молиться, чтобы жертв оказалось как можно меньше.

Диктор задал вопрос репортеру:

— Лари, до нас дошли слухи, что до посадки с самолетом не было радиосвязи в течение нескольких часов. Что вы можете сказать об этом?

Репортер Лари сообщил с места происшествия:

— Федеральное управление гражданской авиации не подтверждает эту информацию, но их представитель говорит, что пилот передал по радио о наличии на борту пламени и дыма. Возможно, загорелась электропроводка.

Это заявление оказалось новостью для меня, но не для Теда Нэша, который отпустил по этому поводу загадочное замечание:

— Я рад, что они правильно излагают факты.

Факты? Но ведь в самолете не было никакого дыма. Наверное, чтобы создать видимость пожара, в салон специально напустили дыма.

Репортер и диктор стали рассуждать о катастрофе в Швейцарии, кто-то из них припомнил и трагедию в Саудовской Аравии. Нэш выключил радио.

Я поймал на себе взгляд Кейт.

— Джон, мы не знаем точно, что там произошло, — тихо промолвила она, — поэтому нам не нужны лишние слухи. И в дальнейшем следует избегать контактов с прессой.

— Понятно. Я именно так и подумал, — ответил я и понял, что отныне мне придется следить за своими словами.

А еще я подумал о том, что федеральные правоохранительные органы и разведывательные агентства — это нечто среднее между гестапо и бойскаутами, этакий железный кулак в бархатной перчатке. «Нам не нужны лишние слухи» означало: «Заткнись». Конечно, у меня не было желания получить год тюрьмы — а то и более — за разглашение служебной тайны, поэтому я заявил с неподдельной искренностью:

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этот парень предстал перед судом. Только не выводите меня из дела.

Коллеги ничего не ответили, хотя могли бы напомнить, что совсем недавно я изъявлял желание покинуть их подразделение.

Тед Нэш, этот супершпион, назвал Симпсону адрес в квартале от Федерал-Плаза. Господи, но ведь Симпсон полицейский, и если он не круглый идиот, то наверняка понял, что мы направляемся именно на Федерал-Плаза, 26. И действительно, Симпсон спросил:

— Хотите пройти пешком до Федерал-Плаза?

Я рассмеялся.

— Останови там, где я сказал, — буркнул Нэш.

Симпсон притормозил на Чемберс-стрит, мы вышли из машины и поблагодарили его, а полицейский напомнил мне:

— Я повредил бампер патрульной машины.

— Пошли счет федералам, — посоветовал я. — У них полно денег.

Мы двинулись в направлении Бродвея. Уже смеркалось, но в этом районе всегда темно из-за небоскребов. Здесь нет жилых домов и магазинов, только правительственные здания, поэтому в субботу улицы здесь были практически пустынны.

— У меня такое впечатление, — обратился я к Нэшу, — что вы все, возможно, знали о том, что сегодня у нас может возникнуть проблема.

Помолчав немного, он ответил:

— Сегодня пятнадцатое апреля.

— Совершенно верно. Но я заполнил налоговую декларацию вчера. Так что я чист.

— Мусульманские экстремисты придают большое значение годовщинам всяких дат. И таких дат в календаре много.

— Вот как? И чем знаменита сегодняшняя дата?

— Сегодня годовщина бомбардировки Ливии в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году.

— Он не шутит? — спросил я у Кейт. — Ты тоже знала об этом?

— Да, но, честно говоря, не придала этому большого значения.

— Раньше не случалось никаких неприятностей, — добавил Нэш, — но каждый год в этот день Муамар Каддафи произносит антиамериканскую речь. И сегодня утром он сделал это.

Переваривая полученную информацию, я пытался определить для себя: действовал бы я иначе, если бы заранее знал об этом?

— А вы забыли мне об этом сказать? — поинтересовался я у коллег.

— Я не посчитал это важным, — ответил Нэш. — То есть не посчитал, что это будет важно для тебя.

— Понятно. — На самом деле слова Нэша означали: «Да пошел ты к черту», — но я решил выяснить все до конца. — А как Халил узнал, что его повезут сегодня?

— Этого мы точно не знаем. Но наше посольство в Париже не может держать у себя такого человека более двадцати четырех часов. И вот об этом, похоже, Халил был осведомлен. А если бы все-таки продержали его дольше, то это мало что изменило бы, если не считать пропущенной символической даты.

— Да, но вы сыграли по его правилам и отправили Халила пятнадцатого апреля.

— Совершенно верно. Мы намеревались арестовать его здесь как раз пятнадцатого.

— Было бы разумнее пропустить эту дату.

— Мы приняли чрезвычайные меры безопасности в Париже, в аэропорту и в самолете. На борту находились еще два федеральных маршала.

— Отлично. Значит, не могло произойти никаких неприятностей.

Нэш проигнорировал мой сарказм.

— Есть еврейская поговорка, которая в ходу и у арабов. «Человек предполагает, а Бог располагает».

— Хорошая поговорка.

Мы подошли к двадцативосьмиэтажному небоскребу, расположенному по адресу: Федерал-Плаза, 26. Нэш предупредил меня:

— Говорить будем мы с Кейт. Ты открывай рот только в том случае, если тебя спросят.

— А могу я опровергать ваши слова?

— У тебя не будет на это причин. Здесь говорят только правду.

Я скептически отнесся к утопическим словам Нэша, и мы втроем вошли в здание «Министерства правды и правосудия».

Дата 15 апреля стала теперь неприятной для меня по двум причинам.