Он сделал несколько шагов, положил простынь и одежду в корзину и сел на пол за спиной у Дженевры. Протянув руку, он мог коснуться ее, вытащить одну за другой шпильки, высвободить ее великолепные волосы.

Он не шевелился. Дженевра мелко дрожала. На руке, которая вцепилась в край мраморной чаши, было надето подаренное им кольцо.

- Ты… ты не пострадала?

- Почти, синьор Ланти, - уклончиво ответила Дженевра. Странное и страшное слово.

- Мне жаль.

Еще одно страшное слово.

Альдо придвинулся ближе, жадно разглядывая тело, прекрасно видное в прозрачной воде. Полные груди, но не обвислые, как бывает у куртизанок, злоупотребляющих чарами и зельями ради своей сексуальной привлекательности. Тонкая талия. Округлые бедра. У Дженевры было тело Любви. И лицо Незримого Мира, строгое и прекрасное. Нельзя было касаться этого тела. И хватит уже гневить богов.

- Здесь есть мочало и мыло. И масла. Я помогу.

На самом деле ему нужно было уйти. Нет — бежать! Но Альдо плохо умел противиться искушению. Он медленно, одну за одной вытащил шпильки, и Дженевра вздрагивала всякий раз. Освобожденные волосы густой и тяжелой волной накрыли спину и плечи девушки. Эти волосы сводили Альдо с ума. И шея. И плечи. И грудь. И все остальное. И еще больше сводило с ума то, что к этому всему нельзя прикасаться. Никак.

И все же, словно желая помучить себя, Альдо взял мочалку и бутыль пенящегося масла с легким цветочным запахом. При первом прикосновении Дженевра вздрогнула, напряглась, а потом расслабилась, позволяя касаться себя. Только мочалкой. Альдо знал, что если тронет ее хоть пальцем, все разумные доводы, все по крупицам собранное благородство полетят прямиком в Бездну.

- Я сожалею, - заговорил он, надеясь, что серьезный и неприятный разговор поможет удержаться на краю. - Я не думал что Понти-Вале ворвется в дом и попытается тебе угрожать.

- Она хотела, чтобы вы стали ее придворным живописцем, - с едкой ноткой сказала Дженевра.

Альдо ухватился за сарказм.

- Невероятно лестно быть штатным убийцей, мстителем и поставщиком любовников ко двору этой суки!

- Вы это можете?

- Я могу все, - с горечью ответил Альдо. - Почти.

Почти. Он принялся намыливать и промывать густые тяжелые волосы Дженевры, но они были в каком-то смысле еще эротичнее ее тела. Касаясь их, пропуская мокрые пряди между пальцами, Альдо терял последние крохи рассудка. Пальцы скользнули по щеке, по шее, коснулись подбородка, повернув голову. То-то странное было в глазах Дженевры. Немного страха, немного желания и еще что-то такое, чему не было названия. Это сочетание повергало в панику и, увы, ломало барьеры. И Альдо, застонав, склонился и припал к ее губам в жадном поцелуе.

* * *

Дженевра ждала этого поцелуя с той минуты, когда мочалка коснулась ее напряженной, покрытой мурашками коже. Нет. С тех ночей, когда она подсматривала за Ланти и его любовницами. Со дня свадьбы. С первой встречи. Всю жизнь. И она ответила, неумело, но так же страстно. В эту минуту Альдо Ланти был для нее воздухом, и нельзя было все списывать на разбуженную похоть или пережитый страх. Это отдавало магией.

Теперь уже руки Ланти скользили по телу, размазывая вспененное масло, а пальцы Дженевры запутались в его волосах в желании притянуть еще сильнее, еще ближе, сделать поцелуй глубже. Горячая ладонь сжала ее грудь, раз за разом задевая пальцем сосок. Дженевра застонала. Внутри роился мучительный голод, требующий немедленного утоления. И ничего общего с тем страхом и отвращением, что вызывала Джованна и ее любовники или трое оборванцев с острова Нищих. Все, произошедшее в эти недели, стало вдруг меркнуть. Осталось единственное воспоминание: Ланти, кладущий краску на холст короткими, точными… ударами. Ударами… Дженевра вновь застонала, и руки ее скользнули под рубашку Ланти — досадно, что он успел одеться — исследуя тело. Жадно. Жаждающе.

А потом это безумие вдруг закончилось. Дженевра сидела в воде, прямо, укрытая волосами лишь до пояса и клочьями пены на груди и плечах, с напряженными сосками, терзаемая мучительным голодом. Альдо Ланти, взъерошенный, с безумным взглядом отскочил в сторону. Руки его сжались в кулаки и, должно быть, ногти впились в ладони.

- Нет!

Это было унизительно. Но это ничуть не умалило разбуженного желания. Дженевра открыла рот, понимая с отвращением и ужасом, что сейчас будет умолять. Будет предлагать себя этому мужчине, только что сказавшему «нет».

- О-одевайся, - Ланти указал на ворох тряпья в корзине. - Я найду что-нибудь поесть.

И он стремительно вышел, оставив Дженевру одну. Оставив ее мучиться от разбуженного и неутоленного вожделения. От него даже мутило слегка, и в горле застрял ком. Ладонями Дженевра провела по своему напряженному, подрагивающему телу. Она не знала, как избавиться от плотского голода самостоятельно. Как мерзко это было, как унизительно! Дженевра ушла на дно бассейна, но вскоре всплыла, жадно глотая воздух. Волосы тяжело, мокрыми прядями ложились на плечи и спину, и это ощущение также было возбуждающим.

Дженевра выругалась — одно из словечек, подслушанных у любовников Джованны — вылезла из воды и вытерлась почти с остервенением. Просушила волосы краем простыни и парой шпилек закрепила и на затылке. Надела халат. Мягкий бархат нежил покрытую мурашками кожу, и нелегко было смириться с этим ощущением.

Идти пришлось босиком. Кое-где по коврам, а кое-где по шлифованному камню, прохладному и очень приятному на ощупь.

- Я здесь! - крикнул Ланти, когда Дженевра покинула купальню.

«Убежище» вырубленное в известняковой скале, состояло из множества комнат и коридоров. Кое-где на стенах попадались рисунки, в выемках горели свечи, и цепь магических огней, резвясь, вела Дженевру за собой. Она прошла по тропе за грохочущим водопадом, по длинному коридору, украшенному батальными сценами, вверх по небольшой лесенке в обширную пещеру. Она удивительно напоминала мастерскую в доме на площади Масок. В центре — ложе, накрытое шелковым покрывалом и заваленное подушками. По стенам — холсты, доски, мольберты. Знакомый стол, уставленный плошками и надписанными баночками. Знакомые орпименто и вердетерра, загадочные вайда и индиго. Огромное окно, мерцающее — верный признак иллюзии, что скрывает его снаружи от чужих любопытных глаз. И вид на Сидонью: россыпь огней, отраженных в воде.

- Садись, - Ланти указал на постель, и Дженевра села с покорностью, удивившей ее саму. - Вот, все что есть.

На подносе был белый хлеб, тонкие ломтики белого и желтого сыра, запеченное мясо, виноград