На верхней ступеньке лестницы стоял Реймонд.

— Кхентименту Скордж! — проревел он — В корни, которые связывают, и в шипы, которые держат, я заточаю тебя!

Чарли замер.

— Светом дня, — более тихо произнес Реймонд, — силой моей воли и заклятием, которое впервые сковало тебя, я велю тебе вернуться в место твоего пленения. Изыди и более не тревожь нас!

Чарли — или тот, кто завладел его обличьем, — снова улыбнулся.

— Известно ли тебе, — произнесли губы Чарли, хотя звучавший голос вовсе не принадлежал ему, — каково это — пробьггь в заточении десять тысяч лет?

Глаза Чарли, когда Скордж обвел взглядом зал, стали совершенно черными, будто мраморные шарики. Джек заглянул в эти глаза и содрогнулся.

— А ты постарайся представить, — сказал демон. — Десять тысяч лет, день за днем. Ты ведь не сумеешь, не выдержишь. Верно?

— Кх… Кхентименту Скордж, — снова начал Реймонд, но на этот раз не так уверенно.

— Тихо, — произнес Скордж.

И стало тихо.

— Я так давно задумал свою месть, ты и представить себе не можешь. Ты… — Он немного помедлил и буквально впился глазами в Реймонда. — Ты — последний штрих. Когда тебя не станет, вашему жалкому Братству придет конец.

— Да? — храбро парировал Реймонд. — А как насчет Эсме?

Демон презрительно фыркнул.

— Для нее уже слишком поздно. — Чарли сверху вниз посмотрел на Эсме, все еще лежавшую на полу под грудой мебели. — Для нее всегда было слишком поздно, — произнесли его губы. — Просто спроси у Феликса.

— О чем ты? — выпалил Реймонд и вдруг замер и побледнел.

— Вот именно, — сказал Скордж с самодовольным оскалом. — Разве у тебя никогда не было сомнений в том, откуда у нее столько талантов? Ее сила? Быстрота? Темперамент? Ну вот наконец ты начал что-то понимать. Теперь, когда уже слишком поздно.

— Нет, — тихо сказал Реймонд. — О нет. Конечно же нет.

Он посмотрел на Эсме.

— Теперь ты умрешь, Реймонд, — сказал демон. — Ты безвреден и слаб, ты не представляешь для меня угрозы, но месть есть месть, и я не пощажу тебя. Если ты хочешь что-то сказать, говори.

Реймонд снова посмотрел на Эсме.

— Слушай меня внимательно, лепесточек, — быстро заговорил он. — Вспомни о том, что я рассказывал тебе о твоей маме, хорошо? Вспомни маму.

— Папа, — отозвалась Эсме, — я…

Реймонд покачал головой.

— Зайди ко мне в комнату, — сказал он. — Там кое-что есть для тебя. Я собирался подарить тебе это на день рождения, но теперь все уже не важно. Когда ты будешь готова, когда ты будешь знать, что надо делать, воспользуйся этим. Хорошо?

— Папа, я не…

— В жизни много более важного, лепесточек, — торопливо продолжал Реймонд. — Никогда не забывай об этом. И никогда не забывай. В общем, я люблю тебя.

— О нет, — простонала Эсме. — О боже. Папа!

— Хорошо, — сказал великан, выпрямившись и раздвинув плечи. — Ладно, мерзавец. Делай свое черное дело.

Демон, обитавший внутри Чарли, раскинул руки. Он перестал ухмыляться. Воздух в зале неожиданно нагрелся, послышался громкий треск электрических разрядов. От внезапно поднявшегося давления лампочки полопались, свет погас, и осталось только тускло-красное свечение Разлома.

А потом стало совсем тихо.

Реймонд исчез. Даже его тела не осталось. Будто он вовсе не существовал.

Чарли опустил руки. Свет, исходивший от Разлома, стал ярче. Полоса свечения все расширялась, раскрывалась. Свет сначала стал оранжевым, потом — желтым, а затем — холодным, слепяще-белым. Чарли посмотрел на собственные руки. Его лицо стало бесстрастным, равнодушным.

— Ты покойник, — сказала Эсме, приподнявшись и сев. — Я тебя найду, и тогда ты покойник! — сказала она надтреснутым от отчаяния голосом.

Чарли обернулся. Татуировка на его теле перестала бесноваться. Демон, поселившийся внутри его, на мгновение отступил, и в тот миг на Эсме смотрел четырнадцатилетний мальчик по имени Чарли. Его лицо искривила гримаса сожаления, его подбородок задрожал.

— Я… Я не…

Эсме молча смотрела на него.

— Я… что… — пробормотал Чарли и снова взглянул на свои руки. — О нет, — прошептал он. — О господи!

Он обернулся и уставился на ослепительно белую щель в воздухе, возникшую у него за спиной. Теперь она стала настолько широкой, что в нее можно было войти.

Джек, не спускавший глаз с друга, неожиданно понял, что должен сделать.

«Здесь для нас ничего нет». Примерно так сказал Чарли. Это было не так. Конечно же, это было не так. Чарли позволил себе забыть кое о чем. Та тварь, которая завладела им, заставила его об этом забыть. Джек поднялся на ноги.

Чарли посмотрел на него взглядом, полным мольбы. У Джека от жалости заныло сердце.

Но в следующее мгновение зловещие линии татуировки снова начали подниматься вверх по шее Чарли. Его взгляд потускнел, лицо опять стало равнодушным. Демон снова начал управлять им. Он явно не желал упускать победу. Чарли отвернулся, встал лицом к Разлому. Сделал шаг вперед…

И исчез.

Не тратя время на раздумья, Джек сорвался с места и побежал. Разлом уже начал закрываться. Не спуская глаз с ослепительно белой щели, Джек услышал пронзительный крик, и ему вдруг стало ясно: это кричит Эсме, она умоляет его не делать то, что он собирался сделать.

Но было уже слишком поздно. Он уже сделал это.

Свет охватил его. Крик позади начал стихать, и скоро не осталось ничего, кроме света.

«Ладно, — подумал Джек, ожидая, что с ним теперь будет, — вперед».

Он был на пути.

На пути в ад.

Если на тебя нападут с мечом, спасайся бегством. Кун-фу не всегда помогает.

Брюс Ли

Прошло какое-то время, и Чарли открыл глаза. Первым, кого он увидел, был демон.

Это была та самая черная фигура, за которой он гнался по крышам. Та самая, которая притворилась и заставила его поверить, будто он убил Скорджа, закидав его магическими огненными шарами, — тощий, узкий силуэт в форме человека, состоящий из абсолютной тьмы, с плоским лицом, лишенным каких бы то ни было черт. Демон смотрел на него.

— Хорошо, — сказал Скордж. — Ты очнулся.

— А-а-а… Да, — кивнул Чарли.

— Ты хорошо спал?

Голос проникал прямо в голову Чарли, и при этом словно кто-то прикасался к его глазам холодными, как лед, пальцами. Прежде чем ответить, Чарли сел. Татуировка у него на руках сохранилась, но теперь она перестала двигаться. Комната, в которой он находился, не имела ни стен, ни потолка, ни даже пола. Он, кровать и демон, а все остальное — сплошная белизна.