Мэрибет снова осмотрела кухню. Она почти новая. И приспособленная для женщины. Да, овдовел. Причем недавно.

Час пролетел быстро. Когда доктор Грант вернулся, Мэрибет уже опять была в ванной комнате.

– Варианты такие: можете смыть здесь, или я вычешу так, а искупаетесь позже.

Мысль о том, чтобы принимать душ здесь, была невыносима.

– Помоюсь позже.

– Хорошо. – Он надел очки. – Так, посмотрим. – И провел гребешком по волосам. Когда он зацепился, Мэрибет дернулась.

– Простите, – сказал он и попытался снова. Гребень снова застрял. Мэрибет напряглась еще больше. Было реально больно. И она начала сочувствовать Лив.

– Вот источник ваших мучений. – Грант щелкнул гребешком по собственному большому пальцу и показал ей крошечное насекомое. Мэрибет изумленно осмотрела его. В каком-то смысле получилось, что частичка детей приехала с ней. Но это не означало, что она хочет жить со вшами.

Дело оказалось нелегким. Ее непослушные кудри сопротивлялись гребешку.

– Волосы очень спутались, – сказал доктор Грант.

– Да. Они у меня в кошмарном состоянии. Не было времени заниматься ими, – соврала она. На углу у нее был салон, где рекламировалась укладка за двадцать баксов; при желании она могла бы ходить туда каждый день. Но Мэрибет вместо этого собирала волосы в хвостик и зачастую с ним и засыпала. Как могла бы сказать мать, совсем себя запустила.

Доктор Грант дошел до очередного узла.

– Тут местами все равно что дреды.

– Знаете, что? – сказала Мэрибет, пока он пытался высвободить гребешок. – Давайте их отрежем.

– Если уж я с волосами Мэлори справлялся, то и ваши осилю.

– Не все. Вот досюда. – Мэрибет показала на верх шеи. – Ножницы у вас есть?

– Для стрижки нет.

– Любые подойдут.

– Да я справлюсь. Не думаю, что есть необходимость отрезать волосы.

Мэрибет толком не понимала, есть ли такая необходимость, но в тот момент казалось, что это нужно сделать всенепременно.

– К тому же вы можете потом пожалеть.

Мэрибет последний раз коротко стриглась летом перед последним курсом колледжа – вдохновленная Деми Мур в «Призраке», она превратилась в феечку. Мать предупреждала, что она пожалеет – короткая стрижка на вьющихся волосах редко бывает удачной, – но Мэрибет очень понравилась ее неровная прическа. То есть нравилась до тех пор, пока она через несколько недель не вернулась в колледж и не увидела лицо Джейсона, когда они встретились.

– Ты постриглась, – скорбно сказал он, словно она ногу себе отрезала.

– Не пожалею, – ответила Мэрибет доктору Гранту. – Если сами не хотите, давайте ножницы мне. Отрежу сантиметров двадцать и продолжим.

Они смотрели на отражение друг друга в зеркале. Потом он отпустил волосы, которые держал в руке, и вышел.

А Мэрибет сразу же подумала о розовых ленточках в его кабинете. Казалось, что на книжных полках им совсем не место. Здесь на полках были еще.

Они символизируют борьбу с раком груди. Наверное, от него погибла Фелисити (Мэрибет вспомнила, что маммограмму так и не сделала). Скорее всего после химиотерапии Фелисити облысела. Может, он предупредительно сбрил ей волосы. И поэтому не хотел стричь Мэрибет. А она его чуть не силой заставляла.

Иногда Мэрибет подозревала, что у нее реально сердце больше не работает. То есть да, мышца сокращается, но чувствовать она совершенно разучилась.

– Ладно, – пронзительно крикнула она. – Не надо.

– Что? Испугались? – Доктор Грант вернулся, лязгая огромными хирургическими ножницами. Скорбным его лицо совершенно не выглядело.

Не сдержавшись, Мэрибет улыбнулась.

– Нет.

Грант встал у нее за спиной, взялся за жирные волосы.

– Может, сначала помыть? Так ровнее будет.

– Я почти всю свою жизнь с ними борюсь, – ответила она. – Мне кажется, пора уже сдаться.

Ему эти слова понравились. Видно было.

– Ладно, докуда? – спросил он.

– Досюда. – Мэрибет показала на выступающий позвонок на шее.

– Это пятый шейный позвонок, если хотите анатомических подробностей. – Он собрал волосы в хвостик, скрутил. Она почувствовала боль, но приятную, и, как ни странно, эта сила лишила ее остатков напряжения. Мэрибет чувствовала себя котеночком, которого взяли за шкирку.

– Готовы? – переспросил он. – Раз, два…

Три.

Она услышала, как влажные волосы шлепнулись на пол, ощутила щекотное дуновение на обнаженной шее.

Потом подняла взгляд. Больше не чесалось, хотя она понимала, что вши еще есть. Лицо просветлело, стало казаться менее измученным. Впервые после операции захотелось накрасить губы.

– Как, лучше? – спросил Грант.

Мэрибет не ответила. Только улыбнулась.

– Продолжим?

– Да.

Он постарался убрать масляные волосы, а потом принялся вычесывать гнид. Они при этом вели непринужденную беседу. Доктор Грант рассказывал истории о Мэлори, которая в прошлом году закончила колледж и теперь живет в Калифорнии, строит карьеру. А Мэрибет рассказала, что взялась за поиски матери.

Она чувствовала, что подтекстом идет совсем другой разговор. О тех, кого оставила она. О тех, кто оставил его. Словно они уже понимали, как будто безмолвно договорились опустить огромные куски собственной жизненной истории, чтобы перейти к главному.

Мэрибет, как обычно раз в неделю, ехала с Тоддом и Санитой в магазин, когда разговор вдруг зашел о грядущих праздниках.

Оставалось четыре дня до Дня благодарения. До недавних пор Мэрибет удавалось игнорировать этот факт, но в какой-то момент она выглянула из окна, увидела шарик в форме индейки в бейсболке с эмблемой «Стилерсов» и осознала, что этот день неизбежен. С ее отъезда прошло уже почти четыре недели. Как это получилось?

Не то чтобы она не замечала ход времени. Но когда не стало сроков, совещаний, ужинов с родителями чужих детей, встреч с самими детьми, не стало рабочей недели, ни своей, ни детсадовской, изменились точки отсчета. Сейчас в ее жизни было несколько повторяющихся событий – походы в библиотеку, поездки в магазин с Тоддом и Санитой, приемы у доктора Гранта, – но не по ним она отмеряла время. Мэрибет скорее замечала его течение по тому, что нога переставала опухать, если весь день проходить без поддерживающих чулок, или по тому, насколько проще стало вспоминать трудные слова (повсеместный, полугодичный). А еще по пачке писем к близнецам, которая уже стала толщиной с большой палец.

– Я еще не знаю, что буду делать, – сказала она Тодду с Санитой. – А вы?