Дэниэлс глянул на Брайса, затем надавил на переключатель:

– Сомс же там с ними, да?

– Да, но его наушники вышли из строя, мы потеряли контакт еще в Карсонвилле.

– Все будет в порядке, Хопкинс, не переживай.

– Не знаю, они там орали и всякое такое, спорили с Сомсом, а потом… ничего. Затихли, будто церковные мыши. Не доверяю я этим отморозкам. Они не были особо нежны этой чудной ночью, если вы понимаете, о чем я.

В раннем утреннем свете Брайс разглядел угол Хайлэнд и Парквэй-Драйв уже в нескольких кварталах от них. В лентах утреннего тумана косые солнечные лучи высвечивали оборванную группу мертвецов, слоняющихся по неровному дорожному покрытию перекрестка. Перевернутый автобус MARTA, весь в рубцах и выжженный изнутри, напоминающий окаменевшие останки динозавра, лежал напротив цементных барьеров, перекрывающих въезд на парковку бывшего медицинского центра. Брайс посмотрел на Дэниэлса.

– Давай громкоговоритель, – сказал он.

Дэниэлс протянул ему прибор. Брайс вдавил кнопку включения.

– Хопкинс, просто вдохни поглубже и не делай глупостей… мы почти дома.

Потом бросил рацию на сиденье и раздраженно вздохнул.

– Боже, как же я буду рад, когда это все закончится.

Он крутанул руль в сторону Хайлэнда, сбил пару ходячих и поехал к спуску в тени парковочного комплекса.

Лилли почувствовала, как ходовую часть автомобиля тряхнуло на лежачем полицейском. Женщина оперлась о гофрированную металлическую стену и пыталась мыслить логично. Ее щеки саднили от ударов, а позвоночник пульсировал приступами боли. В грузовом отсеке был всего один плафон, окруженный роем комаров, освещающий грязный пол, покрытый обертками от конфет, обрывками упаковочной ленты и пятнами крови. В воздухе пахло мочой и плесенью. Стреляные гильзы и использованные шприцы катались туда-сюда по грузовому отсеку с каждым поворотом, каждым толчком. И теперь Лилли чувствовала, что автомобиль катился вниз по склону, видимо, в какое-то подобие подземного гаража или склада. Сила тяжести дернула Лилли и остальных вперед так, будто они выкатились на спуск под углом сорок пять градусов.

Ее запястья горели от кабеля, стягивающего руки за спиной, тело все еще было мокрым от пота, ее задница болела от тряски во время езды по городу, но, несмотря на все это, Лилли пыталась стабилизировать дыхание. Ее разум затопила паника. В тусклом свете, в этой камере без окон Лилли чувствовала, как неизбежность становится все более ощутимой. Томми Дюпре, тоже связанный, сидел у противоположной стены, а его лихорадочный взгляд был прикован к Джинкс в заднем углу. Взгляд Нормы тоже будто прилип к Джинкс. Даже их охранник – изможденный реднек с ирокезом, в данный момент скрючившийся у противопожарной перегородки с «AR-15», зажатым между колен, – смотрел на Джинкс с острым любопытством и по-детски широко раскрытыми глазами, как ребенок, рассматривающий нового одноклассника. Лилли почувствовала, как воздух вибрирует от скрытого насилия: трещащая, режущая глаз картина рисовалась параллельно с осознанием того, что она ничего не сможет сделать, чтобы это остановить.

– Какие-то проблемы? – Ирокез яростно жевал жвачку, чередуя чавканье со словами, обращенными к женщине. – Это что за молчаливое отношение ко мне?

Не дав никакого ответа, Джинкс встретила взгляд Ирокеза с потрясающим спокойствием. Ее тоненькое, худое тело, свернутое в позе богомола, лежало ровно в том же углу, в который Ирокез швырнул ее почти час назад. Первые тридцать минут поездки Джинкс просидела там, с руками, связанными за спиной, терпеливо работая метательным ножом из нержавеющей стали, который она перепрятала из подкладки кожаного жилета в связанные руки. Лилли была первой, кто заметил, что она делала. Маскируя деликатный процесс транспортировки ножа из складок одежды в ладонь правой руки, Джинкс начала серию пронзительных оскорблений и угроз, адресованных Ирокезу в частности и всему подразделению Брайса в целом. Лилли с удовольствием присоединилась. Когда остальные поняли, что происходит, они тоже начали ныть по поводу того, что их захватили против их воли, обращаются с пленниками как с вещами, и за кого их вообще держат все эти люди? Ссора обострилась. Ирокез начал орать на них в ответ, а потом наконец встал, подскочил к Лилли и отвесил ей затрещину.

Удар был произведен примерно в середине пути – примерно тогда, когда Брайс огибал Хартсфилд, – и шок, вызванный им, заставил всех замолчать. В этот момент Джинкс успешно переместила рукоять ножа в правую руку и лезвием клинка начала пилить кабель, связывавший ее запястья. Следующие тридцать минут были потрачены на осторожное, но уверенное пиление, пиление и еще раз пиление, пока все остальные неуклюже пялились на покрытый пятнами сажи пол. Тишина привела Ирокеза в расслабленное, отвлеченное состояние. Теперь, когда он разогнулся в полный рост в тесной камере, душок от его тела и запах кордита начали расходиться по помещению, а пряди его ирокеза почти каснулись потолка. Белладонна в его нервной системе искрилась – по ту сторону глаз.

– Я не думаю, что вы, ребята, понимаете, насколько честно мы с вами обошлись. Мы могли с тем же успехом избавиться от вас прямо там. Откуда такое отношение?

Джинкс почти безмятежно смотрела вниз в состоянии дзена – будто кобра, спокойная перед броском.

– Я понятия не имею, о какой херне ты говоришь.

– Что ты сказала? – Долговязый Ирокез сделал шаг ближе и поднял дуло штурмовой винтовки. Он сердито посмотрел на Джинкс.

В тот момент фургон содрогнулся, поворачивая вокруг какого-то острого угла в подземном парковочном комплексе. Ирокез пошатнулся, практически потеряв равновесие. Он зло зыркнул:

– Не могла бы ты ответить мне, пожалуйста? У меня плохо со слухом. Какого хрена ты только что сказала?

Джинкс подняла на него взгляд:

– Я сказала, что не имею ни малейшего, мать твою, понятия, о чем ты бормочешь. – Она растянула губы в ледяной улыбке. – Возможно, это твой стиль – лепетать, а не кусаться. Возможно, ты как раз из тех ребят, которые много болтают, чтобы скрыть, насколько мал их член.

Давление воздуха в фургоне неожиданно усилилось, тишину нарушали только слабые вибрации и скрип шин фургона, когда караван совершал резкие повороты. Ирокез уставился на Джинкс, чрезвычайно ошарашенный наглостью этой коротко стриженной женщиной с кучей татуировок. В действительности в это долгое мгновенье, мужчина пялился на нее так, словно само существование этой дерзкой сопливой амазонки просто не укладывалось у него в голове.

Наконец человек по имени Сомс пожал плечами. Он показал пожелтевшие зубы, опустил оружие и усмехнулся так, будто с первого раза понял шутку. Фургон опять тряхнуло, будто он тормозил. Снаружи раздавались голоса, эхо скакало от стены к стене на каком-то глубоком уровне парковки. Однако Ирокез, кажется, ничего этого не заметил. Он продолжал скалиться.

– Я понял, правда, серьезно, теперь я понял, откуда вы такие беретесь с этими вашими… – Скорость, с которой Джинкс вскочила на колени и вогнала кончик овального лезвия Ирокезу в ухо, заставила Лилли подскочить. Мужчина выгнулся, его глаза закатились куда-то к основанию черепа, руки застыли, бесполезно сжимая ложе штурмовой винтовки. Джинкс вонзила клинок глубже. Мужчина бился в конвульсиях с ножом, наполовину торчащим из уха, пока не врезался в стену напротив Лилли. Кровь фонтаном вырвалась из его головы, когда он рухнул на пол, будто ребенок в истерике.