Нет, уважения от семьи юноша не получил. Родители по-прежнему считали его глупым маленьким мальчишкой, а в глазах братьев он так и остался полным идиотом.

«Вы ещё увидите!» — бормотал юноша в ответ на их безразличие к его новому положению. Недавно он сказал им, что примет участие в походе Финвольда. «Вы ещё увидите!»

Но они не так и не увидели. Гэп ушёл, даже не попрощавшись.

* * *

Юноша первым явился на место сбора в конюшни Винтус-холла. Прочих участников похода все ещё пытались поднять с кроватей слуги. Прощальный пир, куда были приглашены все, кроме Гэпа, оказался столь обильным, что теперь соус с потолка не отмыть несколько недель. Юноша с усердием помогал конюхам готовить лошадей: начал с собственной лошадки, наречённой Пугалом, потом занялся великолепным боевым конём хозяина Молотобоем.

Перед отбытием предстояло ещё много дел, и вскоре конюшня превратилась в пчелиный улей. Гэп работал до седьмого пота и, когда ему принесли тарелку с хлебом и козьим сыром, с восторгом принялся за еду, радуясь возможности присесть и отдохнуть.

Только теперь юноша заметил странные взгляды, которые бросали на него слуги. Обычно с ним обращались точно так же, как и со всеми. Этим же утром оруженосец ощутил, что их глаза на нем задерживаются. Подобное внимание было для него в новинку, и Гэп рискнул взглянуть в ответ. Смесь сочувствия, зависти и жалости.

Через некоторое время к нему зашли приятели. Они тоже не знали, как себя вести в свете небывалых событий. Этим утром всем подмастерьям в городе разрешили не выходить на работу, чтобы присутствовать на торжественном отъезде; а те радостно предвкушали, как потратят по крайне мере два часа на пускание блинов по воде, прежде чем вернутся к работе. Друзья Гэпа, не найдя нужных слов, поспешно ретировались.

Хлеб и сыр неожиданно показались горькими, и Гэп с трудом проглотил ставшую комом в горле еду. До сих пор юноша чувствовал только волнение при мысли о первом приключении, первом шаге в реальную жизнь. Но теперь, после прощальных слов, нежданная печаль нахлынула на него и сосущим комочком свернулась в желудке.

Глаза юноши увлажнились. Он сделал глубокий вдох, выпрямился и попытался улыбнуться.

«Дурак!» — обругал себя Гэп и вернулся к работе.

* * *

Тем временем Эппа тащился по сельской дороге, ведя свою корову Марлу к дому собрата Томмаса. В правой реке он держал недоуздок, а в левой — веточки ее любимого растения, вебы, целый букет. Старый жрец с трудом сдерживал слёзы.

С овцами он расстался легко, но Марла... Она будто чувствовала, что им больше не свидеться.

Ох, каким горьким стало расставание...

* * *

Наконец, после двух мучительно-медленных часов бессмысленного ожидания, команда отправилась в поход к Утробе Вагенфьорда. Пронзительная песнь горна послужила сигналом к отъезду и предупредила всех, кто мог оказаться на пути крошечной армии.

С громким рыком полностью экипированный Нибулус взмахнул рукой, облачённой в перчатку, словно давая отмашку на скачках. Наверное, для него так оно и было, потому что пеладан тотчас пустил своего боевого коня бешеным галопом, разогнав испугавшуюся, но всё же радостную толпу; люди заметались, как крысы в бочке.

Следом скакал Мафусаил, чьё яркое красно-белое с золотом одеяние могло соперничать своим великолепием разве что с Белуном, его величественным конём. Золотые колокольчики на удилах радостно звенели.

За этими двумя воинами чёрно-серой тенью скакал Паулус. Он ехал верхом на гнедой кобыле, купленной тремя днями ранее. Болдх, как обычно, оседлал свою верную лошадку, подвесив сбоку боевой топор. Финвольд сидел на чёрной Квинтессе; её грива была под стать длинным чёрным волосам седока, развевающимся из-под шляпы.

В хвосте плелись Гэп на Пугале и Эппа на пони, которого смогли выделить для него собратья по вере.

Как ни удивительно, Лесовика нигде не было видно.

Они направились вперёд, сопровождаемые радостными возгласами. Нелепая заминка вышла недалеко от главных ворот, когда очень миловидная женщина решительно выступила прямо перед пеладаном и заставила того остановиться. Нибулус выругался и стал рыться в седельных сумках, откуда вскоре вытащил небольшую связку соболей и поспешно сунул их в протянутые руки. Неловко кивнув женщине напоследок, пеладан продолжил парадное шествие к воротам города.

Они промчались сквозь ворота, обдав грязью последних провожающих. Маленькая армия скакала всё дальше, по ветвящейся меж огороженных загонов дороге, пока всадники не превратились в маленькие точки на фоне дальних гор. До радостной толпы донёсся вопль пеладана, полный восторга, и величественная семёрка растаяла, поглощённая севером.

Гэпа сотрясала дрожь, и он сильнее завернулся в плащ, чтобы защититься от дождя и ветра. Промокший насквозь и заляпанный грязью, плащ хоть как-то защищал от непогоды юношу, укрывшегося под нависающим выступом скалы. Ледяные капли стекали с прилипших ко лбу прядей волос по бровям прямо в покрасневшие глаза, под стёкла запотевших очков, и по шее, устремляясь за ворот рубахи в тепло, подобно армии холодных насекомых, которые ищут укрытие в сухом месте. Гэп был мокрым и несчастным, вся одежда пропахла сыростью.

Страдал не он один — даже горделивый зелёный уллинх его господина обречённо обвис на доспехах. Все семеро спутников скрючились под выступом возле тропы — жалкие, молчаливые и одинаково пропахшие сыростью.

Взглянув на затянутую туманом долину, что едва прорисовывалась за уныло ожидающими под дождём лошадьми, Гэп задумался: сколько же миль теперь отделяло их от Нордвоза? Они выступили из города ровно две недели назад, и за это время им попалось всего с полдюжины деревушек. В каждом селении путники закупали еду, расплачиваясь медными или серебряными монетами, железными вещицами, снадобьями и приправами, — подобные товары считались здесь предметами роскоши. Бывало, им приходилось проводить ночи на заброшенных почтовых станциях. Раньше, когда Нордвоз процветал, находясь возле важных торговых путей, такие временные почтовые станции были построены через определённые расстояния, чтобы дать приют посланникам короля или торговцам. С тех пор домики пришли в запустение, но всё же в их затхлых комнатушках усталый путник мог отдохнуть.

— Добро пожаловать в Сумрачные земли, юноша, — обратился Нибулус к оруженосцу, когда они покинули первую убогую деревушку. — Чувствуешь себя как дома, верно? — Пеладан хохотнул.

— Не такие уж сумрачные, — ответил Гэп, не понимая, к чему клонит его господин.

Нибулус опять засмеялся.

— Теперь мы находимся за пределами наших владений, здесь живут похожие на тебя люди, эскельцы. Поэтому — добро пожаловать домой, в Сумрачные земли.