со свечой вокруг гроба Нины, тяжело и нелепо переставляя ноги. Это была уже не гордая и властная личность, а только жалкая оболочка ее — вот она, расплата за обманчивые человеческие страсти!

А каким был его Вурм в «Коварстве и Любви»! Он сыграл его так, что на второй план отошел главный персонаж — юный Фердинанд, казавшийся зрителям просто мальчишкой, обольщенным своими фантазиями. В трактовке Толубеева Вурм перестал считаться односложным персонажем, он приобрел глубину и убедительность живого человека. Такое перевоплощение под силу только подлинным мастерам сцены — великим актерам. Я не говорил Андрею при жизни таких слов, опасаясь, что меня могут неправильно понять, — а теперь жалею. Надо было.

После «Салемских колдуний» театральные критики назвали его ведущим актером Санкт-Петербурга, и это, безусловно, заслуга режиссера — Темура Чхеидзе. Одна из последних работ Толубеева — роль Сержа в спектакле «Арт» по пьесе Ясмины Резы. Рассказывается трогательная и добрая история о том, как трое друзей договорились не предавать друг друга, какие бы испытания ни послала им судьба, о том, что нужно быть терпимее друг к другу, милосерднее. В спектакле Толубеев играл со своими коллегами Валерием Дегтярем и Геннадием Богачевым — со временем их профессиональные отношения переросли в дружеские, несмотря на то, что характеры у них несхожие. Толубеев — спокойный и уравновешенный, Богачев — взрывной и решительный, а Дегтярь — больше философ. Возможно, потому они и сдружились, что дополняли друг друга. В спектакле «Арт» три актера азартно спорят о сущности искусства, о его жанрах и формах, и в этот их спор, явно переживая, включаются зрители, не отделенные от сцены, кажется, никакой преградой. Это была та постановка, к которой подходит определение знаменитого английского режиссера Питера Брука, так ответившего на вопрос «Что такое театр?»: «Это очень серьезное дело. И в тоже время удивительно легкое. Такое же легкое, как воздух, которым мы дышим». Андрей Толубеев так играл всегда — играл, если можно сказать, «на уровне воздуха», «на уровне дыхания», передающегося зрителю.

Андрей сыграл около семидесяти ролей в кино и на телевидении. Не все они однозначны, случались и откровенные неудачи. Не избегал актер и сериалов, но старался играть так, чтобы быть примером для своих более молодых коллег — без всяких скидок на сценарный материал — плохой или хороший. Среди его героев — полковник Вощанов в «Бандитском Петербурге» и шеф спецслужбы Иван Иванович в «Агенте национальной безопасности». И если «Агент национальной безопасности» — сериал весьма поверхностный, развлекательный, несколько ироничный, с обаятельными героями, то «Бандитский Петербург» — художественно-публицистический фильм с ярко выраженной гражданской позицией.

Нагрузка на Андрея была огромной. В последнее десятилетие своей жизни он тянул на себе весь репертуар БДТ — играл десятки спектаклей в месяц. Играл так, как и положено мастеру, — каждый спектакль как последний, не щадя сердца. Выросший за кулисами Александринки, Толубеев впитал способность к артистическому и изысканно-умному рисунку своих ролей. За его героями следить было увлекательно и волнующе, он очаровывал зрителя интеллектом и страстью, подлинностью своего существования на сцене, глубиной проникновения в роль. От его игры у меня в буквальном смысле слова захватывало дух…

В театре об Андрее говорили с теплотой, что редко бывает в творческой организации — его любили все. Для нас, зрителей, он был кумир.

Андрей Толубеев был больше чем артистом — он был человеком, умеющим любить и свою роль, и своих партнеров, и весь почти тысячный зрительный зал, щедро одаряя всех этой любовью и надеждой.

Характером Андрей пошел в отца, видимо, поэтому с годами возрастала тяга к общественной работе. Он был председателем Санкт-Петербургского Союза театральных деятелей и много сделал на этом посту. Эта общественная должность не была для Андрея формальностью — он защищал своих коллег на всех уровнях и в любых кабинетах, зная, как иногда тяжело живется пожилым одиноким артистам. У Андрея не было врагов, вернее, его врагами были равнодушие и пренебрежение к человеческой личности.

Он защищал культурные ценности своего родного города — цикл передач на канале «Культура» под названием «Петербург: время и место» с огромным вниманием смотрела вся страна. А роли в кино! А работа в Общественном Совете города, актерский курс в театральном институте… Нужно было найти время, чтобы писать книги. Свою первую пьесу он назвал «Александрия». На конкурсе, посвященном 300-летию Петербурга, она заняла почетное третье место. Его следующая повесть — «Похороны царя» была опубликована в журнале «Нева». Это документально-художественное повествование не только об историческом событии — о похоронах загубленной Царской Семьи, состоявшихся в соборе Петропавловской крепости, в родовой усыпальнице Романовых, но и рассказ автора о своей собственной судьбе, размышления о судьбе своего поколения. Он писал: «…Это событие, задуманное в стране как всеобщее покаяние, стало для меня личным — оно стало поводом к осмыслению, откуда я родом сам и “что мне Гекуба?”. Такое прояснение приходит само по себе, когда вдруг возникает потребность найти свои корни. Может быть, просто рубеж веков влияет на людей. Это как вспышки на солнце — слишком много впечатлений, и человеку необходимо излить душу, получив своего рода очищение…»

Глава третья. В защиту города и человека

Я много раз встречался и беседовал с Андреем Толубеевым — в самое разное время и при самых разных обстоятельствах. Все эти встречи для меня — как маленькие живые клеточки, из которых выстроен дорогой мне образ. И все же об одной истории хочется рассказать особо — она характеризует Андрея как человека в высшей степени сострадательного и справедливого, раскрывает его общественное призвание.

Повестка дня того памятного заседания Общественного Совета города состояла из одного пункта: «Обсуждение охранных зон в историческом центре города». Андрей немного опоздал к началу заседания — докладчик уже развешивал какие-то разноцветные схемы с красными, зелеными и синими пятнами, не очень понятные графики с цифрами и кривыми. Но где Нева, стрелка, Васильевский, догадаться было можно… Одно обстоятельство было ясно всем — заседание обещает быть крайне скучным. Я увидел Андрея у двери, махнул рукой, приглашая к себе.

— Я прямо с репетиции, — полушепотом сказал Андрей, — чуть-чуть опоздал…

— Да зачем ты торопился? — спросил я. — Мог и вообще