я теоретически должна была испытывать, учитывая сложившееся положение, отчего-то не было. То, что я до сих пор была жива, немного обнадеживало, поскольку хотели бы убить, не стали бы заморачиваться с доставкой меня сюда, но и не давало никаких гарантий, что планы похитителей не поменяются в одночасье.

Полулежа-полусидя на большом кожаном диване с грязной засаленной обивкой, я осторожно осматривалась вокруг.

В достаточно просторном, точно жилом, помещении когда-то, вероятно, было красиво и даже уютно, а теперь царили разруха и грязь. Кирпичный камин, несколько обитых кожей диванов и кресел, низкий журнальный стол круглой формы, уставленный немытой посудой с остатками какой-то неподдающейся опознанию еды и пустыми картонными коробками из-под пиццы. На огромном ЖК-телевизоре, украшающем стену, светлела сеть трещин. Цветы в крупных напольных горшках давно засохли. А мебель покрывал видимый невооруженным глазом слой пыли и грязи.

Помимо «героя вестернов», в комнате присутствовал еще один незнакомец, высокий и светловолосый, у которого отсутствовали два передних зуба, что он продемонстрировал, усмехнувшись словам своего подельника. Судя по неаккуратно перевязанной бинтом голове, битой от меня получил именно он, а возможно и зубов лишился тогда же.

Зато человек, с самым вальяжным видом сидящий на диване напротив, был мне неплохо знаком. Земсков, закинувший одну ногу на столик с посудой, лениво разглядывал меня в ответ. Его пальцы небрежно поигрывали тростью, а сам он будто бы рассуждал, что же со мной теперь делать.

— Скотч с нее снимите, — отдал он приказ, показывая собственное верховенство в иерархии из беззубого и бандита-ковбоя.

Однако, как оказалось, в комнате находился еще один человек, который до этого стоял за спинкой дивана и по этой причине оставался для меня незамеченным. Он-то, шагнув ближе и сорвал одним резким движением скотч, мешавший мне говорить. Кожу в месте отрыва тут же болезненно засаднило, и я непроизвольно поморщилась.

— Сорри, Евик, медленнее, было бы еще больней, — произнес Матвей, хотя ни грамма раскаяния в его голосе я не ощутила.

— Воды дайте, — хмуро пробормотала я, снова получив возможность говорить, однако, в отличие от приказов Земскова, исполнять мои ожидаемо никто не торопился.

Олег усмехнулся, а трость в его пальцах, раздражавшая меня своим мельтешением, остановилась.

— Да уж, Ева Сергеевна, — с явно притворным сожалением вздохнул он, умышленно выделяя интонацией отчество. — Задали вы с Лазаревым нам загадку. Заставили думать, нужна ты ему или нет, ставки делать, правда ли вы расстались, или это очередной его хитрый план.

Я сглотнула сухой ком в горле, мешающий говорить, и, с трудом собрав блуждающие в больной голове мысли в кучу, произнесла:

— Вы никак не сможете повлиять на Дениса через меня, только зря тратите время.

— Ты лжешь, — Матвей обошел диван вокруг и уселся рядом со мной, закинув ногу на ногу. — Я больше чем уверен, что Лазарев уже готов на всё, чтобы тебя вернуть. Смотри, как его расстроило твое отсутствие.

Он хвастливо ткнул мне в лицо экран собственного смартфона, где в одном из новостных телеграм-каналов мне бросилось в глаза яркое фото моей машины, на покрытой серой дорожной пылью обочине. Дверца водительского сиденья была открыта и можно было рассмотреть мужчину, полубоком сидящего внутри.

Лица было не разглядеть, но я и без того узнала бы его из тысячи других по развороту плеч, гордому прямому силуэту и аккуратно уложенным прямым светло-золотистым волосам. По моим красным туфлям, удерживаемым за каблуки в крепко сжатом кулаке. И от одного только жеста его широкой ладони, закрывающей лицо, веяло таким отчаянием, что у меня тоскливо защемило сердце. Тот, кто сделал это фото подловил Лазарева в момент крайней уязвимости, обреченности и подавленности.

С усилием оторвав взгляд от снимка, вызывавшем внутри мучительную боль, сконцентрировала его на расположенных ниже буквах, будто бы скачущих перед глазами. Разобрала несколько слов о странной погоне и брошенной машине. без указания чьих бы то ни было имен.

— Вы всё еще можете избежать проблем, если меня отпустите, — пробормотала я, но прежней уверенности в моем голосе не было. — Статья уголовного кодекса о похищении предусматривает специальный вид освобождения от уголовной ответственности в случае добровольного освобождения похищенного лица. Я готова забыть обо всех причиненных мне страданиях и подтвердить, что иной состав преступления в ваших действиях отсутствует. Воспользуйтесь предоставленным вам законным правом. Пока не поздно.

Моей убедительности мог бы, наверное, позавидовать даже Дэн, но Земскова не так-то просто было впечатлить. Он отбросил трость на диван и, сняв ногу со столика, уставился на меня, упершись локтями в колени. Взгляд его был колючим, вызывая удивление тем фактом, что карие глаза могут сквозить подобным холодом.

— По-твоему, я способен так легко отказаться от удачи, которая столь настойчиво плывет ко мне прямо в руки? Похищение — лишь часть идеально продуманного и успешно реализуемого плана. Отпустить тебя, забыв про слежку за вами обоими, подкуп секретаря вашего бюро и уйму полезной информации, добытой мной в процессе? Я не идиот, чтобы поступать столь опрометчиво и глупо.

— И чего вы теперь хотите? — с деланным безразличием полюбопытствовала я.

— При самом благоприятном исходе — чтобы Лазарев помог мне отобрать контрольный пакет акций «РМП» у Безуглова, при менее благоприятном — отдал мне собственные акции и, хотя бы просто не мешал. А пока ты у нас, первый вариант наиболее вероятен, Ева.

Значит, Дэн оказался абсолютно прав, говоря о том, что я — отличный предмет для шантажа. Он, как всегда, продумал всё наперед. А я, как всегда, всё испортила. К досаде и боли добавилось чувство вины, улегшееся тяжелым камнем где-то на уровне груди. И я не нашлась, что ответить, погрузившись в собственные невеселые мысли, отвлекшись, лишь услышав новый приказ учредителя «Техностроя», со смешком отданный верным шавкам:

— Нужно снять с нее что-нибудь ценное, сережки или белье, чтобы отправить Лазареву.

Матвей, оказавшийся самым исполнительным, склонившись ниже, бесцеремонно и грубо коснулся моего подбородка, заставив повернуть голову из стороны в сторону.

— Сережки мелкие слишком, и обычные какие-то, — недовольно констатировал он, продолжая оглядывать меня сверху до низу.

— Часы сними, Сокол, они примечательней, — подсказал «ковбой». — Я видел, когда руки связывал.

И через мгновение «Сокол», он же Мотя, не церемонясь, дернул меня за плечо, заставив согнуться пополам от боли в вывернутой руке. И пока он стягивал с моего запястья магнитный ремешок эплвотч, я зажмурилась от жжения в затекших мышцах.

Экран часов был оплетен паутиной тонких трещинок и больше не светился. Хотя, от них, без оставленного в машине телефона все равно не было никакого толку.

— Что же, прощай Ева, поработать у нас