Но об этом несколько позже. Пока же скажем еще несколько слов о первом томе. «Вторая мировая война» стала не только апологией, но и выражением авторских взглядов. Некоторые из них были рассмотрены выше. Другие звучали приглушенно, но от этого их роль в мировоззрении британского политика не была меньше. Возможно, даже наоборот. Они не имели прямого отношения к описываемым событиям, и тот факт, что они появились, пусть даже по касательной в отношении к главной линии разыгрываемой драмы, говорит об их важности для автора. Например, Черчилль критически оценивает подготовку к предстоящим боевым действиям, повторяя известную мысль, что военные всегда готовятся к прошлой войне. По его мнению, эта особенность связана с инерционностью мышления и врожденным недоверием, страхом и даже «отвращением» большинства руководителей к инновациям и изменениям. Так было всегда и так будет всегда, а вопросы инерции уже давно стали в теории управления отдельным объектом для исследования. Но Черчилль также обращает внимание на еще один нюанс, связанный с подготовительными мероприятиями и учетом изменившихся реалий. Он указывает, что одинаково опасно при разработке планов не только игнорировать последние нововведения, но и придавать им неоправданно большое значение. Как, например, стало с военно-воздушными силами, которые рассматривались в качестве «главного фактора обороны». В то время как на самом деле «роль авиации была преувеличена», и в начале войны ожидания от этого грозного оружия оказались «преждевременными».

«Надвигающаяся буря» посвящена не только описанию межвоенного периода и разбору причин, приведших к мировому пожару, но и начальной стадии самого военного конфликта. В историографии боевые действия на Западном фронте в период с сентября 1939-го до мая 1940 года принято называть «Странной войной». Черчилль решил использовать другой термин — «Сумерки войны», заимствовав его из письма Чемберлена. Свое название этот период получил за отсутствие масштабных боевых действий, что больше напоминало не саму войну, а подготовку к решающему противостоянию. В своем тексте Черчилль обыгрывает известную военную истину: пассивное ожидание битвы в течение длительного времени разрушает боевой дух армии не хуже поражения. В отличие от союзников (Великобритании и Франции), немецкое командование смогло использовать возникшую паузу для «уничтожения и покорения» Польши, а также тщательной подготовки к операциям на Западном фронте. Вновь прибегая к контрасту, Черчилль демонстрирует различия в подходах на линии Мажино и линии Зигфрида. Если лексический ряд, описывающий поведение союзников, содержит «бездействие», «настроение апатии», непонимание «чрезвычайной важности положения», отсутствие «новых принципиальных стратегических решений», «бесконечное обсуждение мелких вопросов» и «состояние транса», то противник представлен «германским вулканом» с «подземным огнем близким к извержению», немцев отличает «роковая подготовка» и «движущаяся с грохотом военная машина».

На фоне «апатичных» коллег Черчилль изображает себя предприимчивой и активной натурой. Он описывает свою деятельность в Адмиралтействе так, как будто стал главой не военно-морского флота во время мировой войны со всеми вытекающими отсюда издержками, ограничениями, переживаниями и грузом ответственности, а оказался в комнате исполнения желаний. «Крайне захватывающе было следить за этой восхитительной битвой из комнаты с картами», — передает он свои ощущения от наблюдения за сражением у реки Ла-Плата 13 декабря 1939 года.

Как правило, мемуаристы стараются представлять себя в выгодном свете на страницах собственных сочинений. Черчилль не был исключением, заявляя, что «упорно боролся во вверенной мне области, чтобы завладеть инициативой в борьбе с врагом». Созданный им образ энергичного и динамичного первого лорда, который оказался в нужный момент в нужном месте, был не далек от истины. Во-первых, если какие-то знаковые события и происходили в период «Странной войны», то в основном они были связаны с военно-морской сферой. Во-вторых, Черчилль не собирался сидеть сложа руки — он постоянно искал различные способы нападения на противника. В одном из многочисленных обращений к своим заместителям он заявлял, что «не может нести ответственность за военно-морскую стратегию, исключающую наступательный принцип».

В случае с нашим героем слова не расходились с делом. Он предлагал ввести флот в Балтийское море и установить господство над этой акваторией (операция «Катерина», названа так в честь российской императрицы Екатерины II). Он был активным сторонником операции «Ройал Мэрин», предусматривающей минирование Рейна с последующим разрушением транспортной системы Германии и подрывом ее экономики. Он выступал за минирование норвежских территориальных вод с целью сократить снабжение Германии железной рудой. Последний сюжет был давней историей, привлекшей внимание британских стратегов еще в 1937 году. Транспортные потоки снабжения Германии шведской рудой проходили через Ботнический залив. В зимние месяцы, когда пролив замерзал, руда поставлялась через порт Нарвик, расположенный на севере Норвегии и имевший железнодорожное сообщение со Швецией.

Если посмотреть на результаты, операция «Катерина», к счастью для британских моряков, не состоялась, а минирование Рейна осуществлялось непродолжительное время из-за поражения французской армии и не принесло желаемого результата. Удалось реализовать лишь норвежский сценарий, но и тот закончился крахом. Со временем изначальный план был расширен и в целях подготовки к ответным действиям противника стал включать высадку десанта в норвежские порты с последующим продвижением к шведской границе и установлением непосредственного контроля над рудниками. Но немцы действовали более оперативно, захватив сначала практически всю Данию, а затем и Норвегию.

Описывая норвежское фиаско, Черчилль ссылается на неподготовленность и нерешительность, которые преобладали в Лондоне, на фоне тщательно продуманных и жестко реализуемых действий немецкого командования. Если стиль Германии отличали «внезапность, безжалостность, точность», «напористость, коварство и жестокость», то руководство британцев военной кампанией Черчилль оценивает, как «сумбурное» и «несостоятельное». «Нас полностью перехитрили», — признавался он начальнику военно-морского штаба адмиралу Дадли Паунду (1877–1943). Черчилль привел это письмо в своей книге, добавив, что «было очевидно, Великобританию опередили и застигли врасплох». Но чего он приводить не стал, так это текст своего выступления в палате общин от 11 апреля. «На мой взгляд, герр Гитлер допустил огромную стратегическую ошибку, расширив границы боевых действий далеко на север», — заявил глава Адмиралтейства собравшимся депутатам, уверив их, что Британии удастся достичь всех целей в норвежской кампании.

Черчилль сознательно оставил это выступление за рамками повествования. И дело не в том, что оно повторяло мысль Чемберлена, выраженную печально знаменитой иронией, что, вторгшись в Норвегию, Гитлер «упустил свой автобус». Ситуация была гораздо хуже. Черчилль, подключившийся к проработке норвежского сценария еще в сентябре 1939 года, стоял у истоков этой операции. Он был ее главным инициатором, и он возглавлял флот, которому принадлежала ключевая роль в описываемых событиях. Кроме того, он лично вмешивался в оперативные вопросы, вызывая недовольство подчиненных-моряков. Сохранились дневники капитана Ральфа Эдвардса (1901–1963). В начале апреля 1940 года он замещал своего руководителя, отвечающего за военно-морские операции, и присутствовал на совещаниях с участием первого лорда. В частности, он отмечал, что «Уинстон Черчилль проявляет огромный личный интерес и имеет склонность вмешиваться в вопросы морских специалистов», «было бы лучше, если бы он ограничился лишь кругом своим проблем» (запись от 7 апреля, версия 1); «встреча прошла хорошо, пока Уинстон не вышел из себя и все не испортил» (запись от 11 апреля, версия 2). На следующий день, 12 апреля, Эдвардс отметил, что «все очень возмущены тем, как ведутся дела, и Уинстон, по всей видимости, будет главной мишенью».