— Подожди секунду, послушай…

— А говорить уже без акцента научились, падлы. Что мне слушать? Ну ладно, скажи что-нибудь, так и быть.

— Я врач, я оперирую каждый день. Ты из какого отделения?

— Из семнадцатого. Иди вперед. Ну!

— Сейчас. Сейчас пойду. Подожди! — Дима лихорадочно вспоминал. От того, вспомнит ли он кого-нибудь из семнадцатого отделения, зависела его жизнь. И он вспомнил. И не кого-нибудь, а командира, которому вправлял вывих.

— У тебя командир Серега, из Брянска, слышишь, ты?! Я ему вывих вправлял. Молодой такой, чуть постарше тебя.

Солдат прищурился. Он внимательно смотрел на Диму.

— Когда вправлял?

— Недели две назад. Ну, было же такое?

— Ладно, пошли.

— Куда?

— К командиру. Вон у тебя и машина. Поехали.

— Но я должен быть с водителем. Он жив, я должен оказать помощь.

Солдат включил рацию. Дима слышал, как он произносил условные имена и связался с командиром.

— Доктор? Да, Кочетков, но не очень похож на фото, товарищ капитан. Дать ему рацию?

Солдат протянул Диме рацию.

— Дмитрий Андреевич, простите дурака, но, сами знаете, мы должны быть бдительны, — услышал Дима. — Он вам поможет, все сделает, что надо.

Солдат развел руками. Но извиняться не стал. Спасибо, хоть автомат опустил. Дима глубоко вздохнул, чтобы унять дрожь в коленях. Солдат протянул ему фляжку.

— Глотните, доктор, у вас руки трясутся.

Дима опрокинул в рот фляжку. Жидкость обожгла ему горло. Коньяк! Он никак не ожидал, что это окажется коньяк.

— Спасибо, — Дима протянул флягу, удивленно глядя на солдата.

— Стресс-то надо снимать, — сказал тот. — Армянский, три звездочки. В Грозном купил. Я помогу. Сделаю что надо. А это кто? — он увидел приближающегося Алексея.

— Это со мной, Леха, из комендатуры.

— Понятно. Ну, что будем делать?

Леху федерал Мишка, как он представился, тоже угостил коньяком. Дима привел в чувство водителя. Они втроем перетащили его в «газик», потом перетащили туда тело Федорыча. Выпили еще по глотку коньяка за помин души Федорыча, на этом настоял федерал. Дима с Лехой поехали в Грозный.

Вернулись в госпиталь они поздно вечером, трижды остановленные по дороге военными. Но Диме уже ничего не было страшно: после того как он впервые был на волосок от смерти.

Татьяна разогрела еду и поведала главному врачу Дмитрию Кочеткову о том, что из тех отправленных в Моздок милиционеров пятеро вернулись и сказали: будут долечиваться здесь, в их госпитале. Причем ожидаются и остальные. Им не нравится там, где они находятся, а нравится здесь.

— Ну что ж, отказать мы не можем.

— И где же мы их разместим?

— Найдем место. Они и помогут. Это же местная власть.

— Да, вы правы, Дмитрий Андреевич, они сказали, что вас будут на руках всю жизнь носить, чтобы вы ни шага без них не делали. Если куда поехать надо, они сами отвезут. Что наша охрана — это на десять минут. — Татьяна пошла за чайником.

— Ну, на десять — это вряд ли. У нас ребята крутые, так быстро их не возьмешь. Ладно, понятно. В общем, у нас еще одна охрана появилась. Да, Танюш?

— Точно, — просияла медсестра. — Они так и сказали. У вас теперь, говорят, вторая охрана есть. И с ней вам, то есть нам, ничего не страшно, вот. Чай или кофе?

— Чай.

Татьяна встала из-за стола, чтобы взять чайник. Когда она повернулась к главному врачу, он спал, откинувшись на спинке стула и опустив голову на грудь.

15

Гульсум вышла из прохладной комнаты психолога на горячее солнце. Ей казалось, что за эти три дня она сильно изменилась. Она отвечала на сотни вопросов, решала десятки психологических задач, подвергалась гипнозу — в этом она не сомневалась — и участвовала в научных экспериментах Катрин, которая собирала их, решила Гульсум, для своей научной работы. Одну задачку она долго не могла решить. Тогда Катрин закрыла шторы, создав в комнате полумрак, попросила Гульсум расслабиться и закрыть глаза. А потом говорить первое, что придет ей в голову. Сначала у Гульсум не получалось, но Катрин ей помогла, и ассоциации потекли рекой. Катрин только иногда, когда возникали паузы, вставляла свои ассоциации и останавливала Гульсум, если та, вместо того чтобы говорить о том, какие предметы и явления она видит в своем воображении, начинала вдруг оценивать их по типу хорошо — плохо. Катрин прерывала ее и направляла свободные ассоциации в правильное русло.

Так продолжалось около 30 минут. Когда Гульсум открыла глаза, она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Катрин усадила ее за компьютер. На этот раз Гульсум сразу справилась с задачей, причем решила ее, как сказала Катрин, оригинальным, нестандартным образом. Нужно было придумать, как приподняться, чтобы вкрутить лампочку в комнате, где нет никаких предметов, на которые можно встать. В прыжке тоже нельзя — не успеешь. И вот Гульсум предложила разлить на полу воду и заморозить ее. Она так и сказала: встать на воду. Катрин захлопала в ладоши. Она была довольна. Метод свободных ассоциаций сделал свое дело.

Но главное, чему научилась Гульсум у психолога, — это метко стрелять, ловко драться, проникать в глубину души собеседника, сохранять самообладание в любой ситуации, демонстрировать те эмоции, которые были необходимы в данный момент. Причем для этого ей не нужно было обладать сверхвысокими разрядами по стрельбе или образованием психолога. Нужно было, воспользовавшись теми ассоциациями, представить себя на нужное время тем, кем она хотела стать.

Если стреляешь по определенной цели, сначала нужно мысленно обязательно попасть в нее, если дерешься, заранее в своих фантазиях наносить удары сопернику в конкретные места, причем делать это резко, хлестко. Ну а чтение мыслей вообще теперь для Гульсум не составляло никакого труда. Надо было только внимательно следить за мимикой собеседника. Смотрит влево вверх — значит врет, вправо вверх — вспоминает, вниз — занят своими ощущениями Жесты руками также говорили о многом. Гульсум теперь знала, как пройти по улице, не избегая прохожих, так, чтобы они тебя не заметили. Как накопить силу, когда чувствуешь полное бессилие, как взбодриться с помощью одного дыхания и с помощью холотропного дыхания вызвать полный relax, вплоть до получения ощущений кайфа… Такие упражнения использовал психолог Станислав Грофф, когда ему запретили экспериментировать с ЛСД.

Оставшиеся десять дней в лагере прошли легко, несмотря на все трудности, которых было не меньше, чем вначале. Гульсум их как будто не замечала. Когда все девушки стонали от усталости, она была готова к новым упражнениям. В рукопашном бою ей теперь не было равных.

— Тебя где держали два дня? — восхищенно спросила Лена, когда Гульсум легко отразила ее удар и в броске через бедро положила ее на обе лопатки. — К тебе теперь просто так не подойдешь. Круто! Меня научишь?