цели домашняя мебель, как много ее требуется и так далее. На все эти практические вопросы у меня не было ответа.

Тогда еще не было никакой специальной литературы об обугленных останках. Не было и специальных курсов для изучения этой области. Но в дальнейшем выпустят множество книг по судебной медицине, а я вместе с другими судмедэкспертами повышу квалификацию на курсах по обугленным останкам человека под руководством профессора Маата из Лейденского университета. В Лейденском университете хранится самая большая коллекция останков из древнеримских захоронений – там практиковалось сожжение покойных, а их прах собирался и помещался в погребальные урны, которые затем достались университету. Несколько сотен таких хранятся под чутким взором профессора Маата. Он занялся их изучением и сделал по этой теме ряд публикаций, а после организовал обучение для судмедэкспертов и специалистов в области судебной антропологии.

К несчастью, на тот момент, когда Мариус давал признательные показания, я еще не прошел это обучение. Впрочем, подобное до сих пор сложно найти. Итак, расследование смерти жены Мариуса продолжилось. О Надин ничего не было слышно вот уже 5 лет – никаких признаков ее существования. Она полностью маргинализировалась и не принадлежала больше ни к одной системе: не была зарегистрирована в качестве безработной, не контактировала с социальными службами, не оформляла медицинскую страховку и не была связана ни с какими благотворительными организациями. Так часто бывало с наркоманами, которые утрачивали все социальные связи: о них никто не заботился, особенно если у них не было родственников. У Надин в живых оставалась только бабушка по материнской линии, Маргерит, совершенно беспомощная и страдающая болезнью Альцгеймера, что явно не способствовало установлению контакта. У Надин не было ни машины, ни банковской карты, она давным-давно потеряла свой сотовый телефон – словом, не было никакой возможности установить ее местонахождение. Прокуратура оказалась в сложном положении, так как ничто не помогало выяснить, жива ли Надин.

Мариуса посадили в тюрьму, где ему хорошо: он обрел ежедневную пищу, комфорт, друзей – таких же наркоманов, как он сам. У него не было ни малейшего желания выходить на свободу.

Более того, каждый раз, когда его вызывали в совещательную палату суда, он даже боялся, что его выпустят. Вот только его опасения не могли служить основанием для содержания в тюрьме, а совещательная палата была нужна для того, чтобы освободить Мариуса в случае, если прокуратура не найдет веских доказательств убийства Надин. Для этого прокуратура вызвала следователя.

Следователь сразу же обратился ко мне и после недолгого обсуждения принял решение, что я буду участвовать в допросе Мариуса, который должен был состояться через 2 дня. Я обрадовался возможности встретиться с ним, так как мне нужно было задать ему много вопросов.

Пара сильно поругалась, и, находясь под воздействием кокаина, Мариус задушил Надин. На следующий день он решил избавиться от тела и сжечь его в саду: дождался наступления ночи, развел огонь, собрав все дерево, какое только смог найти, и положил завернутое в покрывало тело Надин на кучу дров. Он вылил сверху канистру бензина – около 5 литров – и поджег кучу, но с удивлением обнаружил, что огонь разгорался плохо и не сжигал тело, – пришлось добавить еще больше дров. С этой целью он пожертвовал большим количеством мебели из дома и бросил в костер 2 ночных столика, комод, посудный шкаф, стол из гостиной, буфет и 4 стула. В 6 утра все еще оставались большие фрагменты костей и череп, который он разломал с помощью молотка, так что он собрал все обломки и выкинул в мусорный контейнер.

Если Мариус тщательно вычистил сад – еще и с учетом того, что прошло много времени, – искать улики там было бессмысленно. Но все-таки следовало проверить. Мы обратились в специальный отдел по опознанию жертв – DVI – с просьбой произвести в саду поиски останков Надин (речь шла о небольшом городском садике площадью 15 квадратных метров). Я отправился на место поисков вместе с DVI. Мы искали останки на поверхности, но ничего не нашли, а потому эксперты DVI предложили просеять землю на довольно большой глубине, что помогло найти зуб человека, но не следы костных фрагментов. Зуб передали специалисту в области судебной стоматологии, которому удалось извлечь пульпу для проведения ДНК-экспертизы с целью установления генетического кода. Следовало проверить, принадлежит ли он Надин, но больше не существовало ни одной ее личной вещи – Мариус от всего избавился. Оставался только вариант со сравнением ДНК Надин с генетическими данными ее родственников, но, к сожалению, в живых осталась только Маргерит, бабушка по материнской линии. А с учетом того, что, во-первых, бабушка и внучка не так уж и близки с точки зрения генетики и, во-вторых, что для сравнения есть только один родственник, для точного определения родственных связей этого недостаточно. Впрочем, это лучше, чем ничего. Сравнение дало результат: зуб мог принадлежать родственннику Маргерит. Наконец-то хоть какая-то подвижка в деле!

Оставалось проверить, сказал ли Мариус правду, когда говорил о том, что сжег свою жену на заднем дворе. Надин как наркоманка с большим стажем должна была потерять все свои зубы – это хорошо известное последствие многолетнего употребления героина, – что повышало вероятность выпадения зуба в саду и без сжигания тела. Я обратился в организацию доноров тел с запросом, нет ли у них трупа женщины весом около 60 килограммов, которая при жизни могла бы дать согласие на использование своего тела в целях науки и не возражала бы против сожжения. Ответ был положительным, и мне передали такой труп. Чтобы проверить, соответствуют ли слова Мариуса действительности, я решил сжечь труп женщины примерно такого же веса (о телосложении Надин я мог судить только на основании показаний Мариуса). К сожалению, в итоге мне так и не дали разрешение на этот эксперимент.

Дело Мариуса рассматривал суд присяжных заседателей. Его признали виновным, чему он оказался очень рад – назначенному судом адвокату он сказал, что не хочет, чтобы его защищали. Адвокат выполнил его пожелание. Мариуса приговорили к 15 годам тюремного заключения.

Через несколько лет после этого приговора мне повезло – я оказался на курсах профессора Маата. И полученные знания уже очень скоро мне пригодились.

Жан-Франсуа не подавал признаков жизни уже несколько дней, и его шеф был серьезно обеспокоен. Он без конца звонил ему на сотовый телефон, но так и не дозвонился. Вызов каждый раз переадресовывали на автоответчик: «В настоящий момент я не могу ответить на ваш звонок. Сообщите, пожалуйста, номер вашего телефона, и