– Ох, девочка, ну хоть в порядке ты, слава богу. Что врачи-то сказали? Вы же в город ездили? Мы вчера с моим сюда приезжали, постучали-постучали и обратно поехали, как поняли, что вас нет.

А то я прям места себе не находила, когда на тебя тот козел напал. Как увидела тебя на полу у печки, да без сознания, думала, сама концы от страха отдам. Еще и Эрик твой гада этого чуть прямо на месте не пристрелил.

– А чего не пристрелил? – полюбопытствовала я, попеняв себе, что так и не спросила у небритыша, что он в тот день с Марьяниным Сережей сделал.

– Дак не бандит, чай, Эрик твой, – проворчала Катя, споро разбирая сумки с продуктами. – Отлупил козла-то, а потом парням отдал, которые вслед за ним на джипе приехали. Те козла связали, в багажник закинули и уехали.

Тогда Эрик тебя на руки, да в другой джип запрыгнул. Только-только успела за ним следом залезть, как он по газам, и сюда помчался. А я всю дорогу твою голову на коленях держала и все думала, не довезем тебя, – она вдруг громко шмыгнула носом.

– Да ладно, Кать, ты чего? – удивилась я. – Он же меня просто стукнул, не убил.

– Так это я только потом поняла, когда тебя в доме какой-то мужик осмотрел, доктор вроде. Сказал, что ничего страшного, просто истощение нервное, потому ты без сознания. Только рентген сделать велел, когда в себя придешь.

– Да и вообще, разве нормально это, женщину по лицу бить? – подумав, взъярилась Катя. – Да еще где?! У меня на кухне! Коз-зел.

Я расхохоталась, обняла ее, чмокнула в румяную щеку и, продолжая смеяться, пошла искать Эрика.

Обнаружила его на крыльце, разговаривающим с мужем Кати.

– Ты чего голая на мороз выскочила? – ругнулся он на меня и затолкал обратно в дом.

– Эри-ик! – принялась я маячить ему через окно, намекая, что мне надо с ним поговорить.

– Ну, что, неугомонная? – зашел он в прихожую. Морозный, пахнущий снегом и дымком от печки в русской бане, которую с чего-то решил сегодня затопить.

– Эрик, ты тогда с братцем своим, с Сереженькой, что сделал? Когда он меня у Кати побил?

– Я его тоже побил. А потом своим парням отдал. Тем, которые его пасли, да упустили в последний момент, кретины.

– А сейчас он где? Там Маря слезы по нему льет…

– Показания дает Сереженька ее. Подруге твоей лучше бы забыть про него, целее психика будет.

– А этот, Самир? Который к тебе домой приехал вместе с Игорьком и другими парнями? Янкин двоюродный брат. Ты в курсе, что он к Марьяне приходил, представлялся сыном Гарика и про меня расспрашивал?

– В курсе, – небритыш мрачно зыркнул на меня и поморщился. – Самир идиот. Он денег задолжал Сереженьке, тот его и запряг сходить к Марьяне и попугать ее. Чтобы твоя подруга начала и сама дергаться, и тебя нервировать. Сереженьке надо было, чтобы ты из моего дома от страха сбежала, и он тебя смог поймать. В доме тебя было не достать.

– Все, Снежок, больше не спрашивай, – проворчал Эрик, почему-то подталкивая меня к лестнице на второй этаж.

– Ты куда меня тащишь? – запоздало поинтересовалась я через минуту, за своими раздумьями не заметив, как очутилась на середине лестницы.

– Угадай с трех раз, – шепнул этот гад мне на ухо и поволок наверх еще быстрее. – Снежа, я соскучился.

– Эрик! – зашипела я, когда меня уже повалили на кровать и принялись целовать в живот, попутно стягивая с меня джинсы. – Мне поговорить с тобой надо. К тому же у нас люди в доме!

– Ну и что? – удивился он между поцелуями. – Все равно они делом заняты, а ты со вчерашнего вечера от меня прячешься, как мышь пугливая.

– Так я и боюсь тебя, – зашипела я злобно, потому что мне бы поговорить с ним. А как, если его руки уже стащили с меня всю одежду и трогают в таких местах, о которых порядочные девочки даже думать стесняются.

– Я хочу тебя, – шепнул он мне в губы.

Низ живота тягуче дернуло от его слов, по позвоночнику пробежала дрожь, и, забыв про все разговоры, я вцепилась в его плечи, жадно отвечая на поцелуи.

Под его губами распахнула свой рот, впуская в себя его язык. Поймала, посасывая и наслаждаясь его стоном, больше похожим на рычание. Втянула запах мужского желания, от которого мне окончательно снесло голову.

– Потрогай меня, Эрик. Пожалуйста… Там… – зашептала я ему в губы, вдруг поняв, что, если он не сделает этого, я просто сдохну.

Надавила ему на плечи:

– Пожалуйста, поцелуй меня там тоже.

– Давай вместе, Снежок? – передо мной черные, лихорадочно блестящие глаза и белоснежные зубы, оскаленные в хищной улыбке. – Я тебя, ты меня. Делала когда-то так?

– Нет, Эрик, – замотала я головой, – только ты… Сделай это для меня.

– Хочешь полетать, девочка?..

Нетерпеливые руки развели мои колени, раскрывая меня до предела.

Горячие, чуть шершавые ладони погладили по внутренней стороне бедра от колен вверх и обратно. Дразня, дошли до складочек и большим пальцем умело надавили на клитор так, что я дернулась от мгновенного удовольствия. Вернулись, гладя мои колени.

И снова вверх к ждущему прикосновения центру моего тела. Надавили, заставив меня застонать, и стекли обратно, унося за собой волну наслаждения.

Много раз, пока я не начала стонать в голос и приподниматься бедрами навстречу его горячим ладоням, желая еще и еще.

Я лежала перед ним, под его горящим взглядом, от которого меня еще больше накрывало удовольствием, и содрогалась под его прикосновениями.

– Эри-ик, – застонала, когда его пальцы вновь прошлись по моим пульсирующим складкам, заставляя корчиться от смеси нетерпения и удовольствия. – Поцелуй меня…

– Потерпи, моя красавица, – его жаркий шепот у моих губ.

И опять отодвинулся, так что мои руки, пытавшиеся его обнять, бессильно упали. Поймал меня за запястья, закинул руки за голову, прижав одной рукой к кровати. Пальцы второй легли на лобок и надавили, замерев.

Мужские губы прижались к моим. Нежно, очень нежно принялись касаться моего рта, и в такт с ними начали двигаться его пальцы внизу.

И когда я уже думала, что сойду с ума от удовольствия, он отпустил меня и лег между моих широко разведенных ног, наконец, прикоснувшись ко мне губами.

Глядя на темную макушку между моих бедер, на смуглые руки, стискивающие белоснежную кожу, я вдруг подумала, что ничего красивее не видела в жизни.

И полетела…

– Эри-ик, – зашептала ему на ухо, когда много позже мы лежали, обнявшись, обессилевшие от