зазвучать одной из них, и я уже видела себя черноглазой брюнеткой в красном платье, которая, задрав подбородок и вытянув смуглую шею, входит в полутемный бар, где пахнет виски и желаниями. Все разом оборачиваются – мужчины и женщины. Одни глазеют с вожделением, другие с завистью. А улыбчивый бармен, в темных мелких кудрях которого поблескивают искры, уже скользит навстречу, готовый на все… Предусмотрительно протирает стойку, чтобы мне не пришлось остерегаться оставленных кем-то капель. Чуть склоняет голову, давая понять, что он – весь внимание и жаждет выполнить любую мою просьбу. Что я заказываю? Вина, конечно. Того же кровавого цвета, как мое платье… Или решусь попробовать виски, чтобы поразить всех еще больше?

Вокруг меня витает любопытство, рассеянное в воздухе, каждому хочется подобраться ко мне поближе, но я ведь такая девушка! Разве она позволит хотя бы заговорить с ней?

И вот дверь распахивается, и входит Он. Взгляд исподлобья, как у Бандераса в том фильме… Черт, как он назывался? Где он прятал пушку в футляре от гитары… Черные волосы зачесаны назад, но одна непослушная прядь выбилась, пересекла лицо шрамом, который не портит его. Он же настоящий мужчина.

Фу, какая пошлятина!

Меня даже слегка передернуло: до чего глупо… Как такое вообще может просочиться в мою голову, где живут Достоевский и Фаулз, Цветаева и Набоков?! Неужели неосознанное девичье начало способно заглушить все разумное, чем удалось мне напитаться за эти девятнадцать лет? И я по-прежнему жду горячего мачо, который однажды ворвется в мою жизнь? Бред какой… Да и у Бандераса уже было два инфаркта, он пожилой мужчина, мечтающий о покое в кругу семьи. Вот так самые неистовые мачо завершают свой славный путь.

Но я действительно ждала чего-то подобного, что уж скрывать. Если Артур однажды нашел мою маму, почему мне не может повезти так же? Или я буду вынуждена смириться с тем, что Никита – лучшее из всего предназначенного мне судьбой?

Ответ лежал на поверхности: я нисколько не похожа на маму… И того, что происходит в фантазиях, никогда не случалось со мной в реальности. Обычно мое появление на публике оставалось незамеченным, никто и головы не поворачивал.

– Ландыш тоже не бросается в глаза среди роз и пионов, – убеждала меня мама. – Зато, когда разглядишь, именно от него не можешь отвести взгляд.

Только никто и не пытался разглядеть меня…

«Но это же не значит, что такого не произойдет никогда! – всхлипнул кто-то внутри меня, маленький и несчастный. – Неужели все? Моя жизнь определилась раз и навсегда… И ждать больше нечего?»

Реальность проступила с беспощадной очевидностью: «Я не люблю его». Неожиданно стало легче дышать, будто я сняла маску, которую носила слишком долго. Не медицинскую, а театральную, подменяющую лицо. Она была красивой и нравилась мне самой, но ничего общего со мной не имела.

Нашарив в сумке ручку, я торопливо записала на салфетке:

Капли крови на калине –

Осень зла.

Пелена на небе синем

Как зола.

И опять кричат с тоскою

Журавли…

Ну а мы взлететь с тобою

Не смогли.

Дальше мне еще предстояло придумать. Стихи всегда выплескивались из меня такими вот порциями… Салфетку я сложила и сунула в карман вместе с ручкой, чтобы были наготове. Вообще-то в сумке у меня имелся блокнот, но впопыхах я его не нашла.

Мой взгляд остановился на маленьком ноже, лежавшем на стойке, возле которой я ждала свой кофе. И нестерпимо захотелось полоснуть себя по щеке – так, чтобы остался шрам. Тогда Никита ужаснулся бы моему уродству и сам отпрянул, освободив место тому, кто уже идет ко мне из будущего…

Правда, кому я нужна буду с изуродованной рожей? Только не мачо с пламенным взглядом… Да и Никита не сделает такого. Не отпрянет, не побрезгует. Не способен. Этот одуванчик из тех слабых на вид растений, которые оказываются надежнее самого крепкого дуба. Никита ни за что не бросил бы меня в беде. Не оставил бы одну на больничной койке.

«Я тоже не сделаю этого!»

Порыв колючего ветра ударил в стекло так, что все обернулись. Заткнул мне рот, чтоб я больше не давала лживых обещаний. Ведь мне нисколько не хотелось сидеть у постели Никиты и ухаживать за ним, меняя мокрые тряпочки на лбу и давая лекарства.

«Дрянька, – сказал бы Артур, если б прочел мои мысли. – Привыкла, что все нянчатся только с тобой? Быстро достала телефон и позвонила нашему парню!»

«Не всем же дано стать заботливой женой, – мысленно ответила я ему. – Знаешь, мне стыдно за себя… Правда. Но вот такая уж я! Мне интересно распутывать с тобой преступления, а не менять простыни… До того интересно, что я совершенно забыла о Никите. Дрянька, ты прав. Нет, настоящая дрянь. Только, пожалуйста, Господи, пусть он разлюбит меня за это! Я не могу больше обманывать его… Он ведь не тот. Совсем не тот».

Сколько раз я потом вспоминала эту минуту! Снова и снова проговаривала мольбу, посланную Небесам. Неужели все случилось как случилось именно потому, что я…

– Уже захожу в цирк, – ответила я в трубку, увидев на экране лицо Артура.

– Не заходи, – мне показалось, будто его голос звучит как-то сдавленно. – Стой на месте, я сейчас выйду.

– А что случилось? Ты накопал что-то?

– Я скоро, – ответил Артур и отключил телефон.

Примчался он так быстро, что я даже никаких предположений сделать не успела.

– Поехали! Поехали! – прокричал Артур, выскочив на крыльцо.

– Куда?! А как тут без тебя?

– Справятся, не впервой.

– Но у меня кофе для Володи…

Выхватив один стаканчик, он нырнул внутрь, потом выскочил уже с пустыми руками и потащил меня за собой.

– Да что стряслось-то?!

Почему-то Артур даже не взглянул на меня, как будто и не услышал. Наверное, со стороны мы выглядели дико: взрослый мужчина тащит девчонку за руку, а она прижимает к груди два пластиковых стаканчика.

Через минуту мы уже были в машине.

– Пристегнулась? – он дернул мой ремень. – Поедем очень быстро.

Обычно Артур не использовал мигалку, хоть и возил ее с собой, и оттого, что на этот раз взвыла сирена, мне стало не по себе.

– Еще кто-то умер?

Логов бросил на меня быстрый взгляд, полный сомнения:

– Надеюсь, нет.

– А что тогда?

Помолчав, он спросил:

– Ты не звонила в больницу, да?

– Ну да… Это ужасно, я знаю, но…

– Никиту сейчас повезут на операцию. Мы должны успеть.

Я так и