– Я на тебя посмотрю, хвастун, – добродушно пророкотал воин. – Вы как здесь оказались, кир Алан?

– Прячемся, – лаконично ответил конт. – Что с оружием?

– Забрала Гадюка. Подошла женщина, немолодая, красивая. Не опасная. Мы же не думали, что она яташем владеет, как дух Тарании! И откуда она его выхватила? – В голосе воина послышалась обида. – Не успели даже мечи достать, как нас окружили и разоружили. И кто? Бабы! Расскажу десятнику – со смеху помрет, – мрачно закончил он. – Меня в шалаш отвели, а Пипа куда-то потащили. Надеюсь, жив. Мы с ним две кампании прошли, ни одного ранения. А тут… бабы!

Виктория усмехнулась, больше всего воина задело то, что его победила женщина, а не то, что его использовали как быка-чемпиона и заперли в камере.

Иверт заржал и быстро заговорил, обращаясь к самому старшему игушу:

– Он говорит, что в племени больше нет мужчин. Все они здесь. Совсем маленькое племя, Бешеный Алан. Пятеро детей, двадцать семь женщин, все воины и охотники. Две женщины беременны. Говорит, что раньше они жили вместе, но пять дней назад Гадюка потеряла рассудок и заперла всех мужчин здесь.

Точно чокнутая бабища. И чего от нее ждать?

– А это кто? – Алан ткнул пальцем в белобрысого.

– Пленник. Чужак, – пожал плечами Иверт. – Охотник, посмевший прийти на земли Гадюки. Его поймали.

– А почему в повязке?

– Ослепили, значицца, когда бежать попытался, – с горечью произнес слепой, поворачивая голову на голос. – А я на лету любую птицу бил. В веске небось меня уже похоронили, да лучше бы убили, чем так…

– Зачем ослеплять хорошего охотника? – не понял Алан. – Зачем им калека?

– А зачем им вы? – с вызовом ответил охотник. – Баб много, до мужиков все охочи. Вот и пользуют. Тьфу! Хорошо, что не вижу, старая она али молодая. Представляю свою женку, когда… А вы тут ржете, хвастаете, кто сколько. Скоро молить Вадия начнете, чтоб смерть послал.

– Чужак. Пришел сам. Враг. Убить, – коверкая слова, пояснил один из подростков.

Виктория, нахмурившись, повернулась к Иверту, но не успела задать очередной вопрос.

– Для горцев все, кто пришел в горы незваным, – их враги. А враг – не человек. Вы бы видели, что они творят в захваченных весках, – с ненавистью в голосе произнес воин маркиза. – Замок нашего господина далеко от гор, но и к нам как-то пришли три звезды горцев. От вески остались только угли да выпотрошенные трупы.

– Какое племя? – напряженным голосом поинтересовался Иверт, отводя взгляд в сторону.

– Теперь уже никакое. Генерал такого не прощает. Мы пять дней их гнали, на шестой взяли горную веску. Вырезали всех. От младенцев до стариков.

– Зачем детей? – Виктория тоже старалась не смотреть на Иверта.

– Всех. Да простит нас Ирий. Генерал сказал, нельзя оставлять, потому что дети вырастут и придут мстить.

– И что, никто из других племен не пришел на помощь?

– Горцы постоянно воюют между собой. Еще небось и порадовались, что мы подсобили. Они со своими тоже не нянчатся. Мужиков под нож, баб, что помоложе да погорячее, себе берут, детей, правда, никогда не обижают. Своих. Ненавижу. Вы вот с ними союз заключили, а зря. Предадут. И в спину нож засадят. Дикие люди, но с гонором, – буркнул Рыжий и опустил голову.

Твою мать! А Виктории быт горцев показался чуть ли не идеальным. Хотя что она, собственно, видела? Только то, что ей показали. В памяти сразу начали всплывать мелкие детали, на которые раньше она не обращала внимания. Похищение Берта и слова Рэя о том, что парня могут пустить на размножение или на утехи вождя, условия, в которых она нашла своего слугу и Оську. Почему было не расспросить тогда Иверта о том, что движет этим народом, к чему горцы стремятся, кто для них враг, а кто друг? Вспомнилось заявление Сарха Гривастого Волка, что он не пойдет с Ведмедем против Алана только потому, что на нем долг крови; Ведмедь, по-хозяйски осматривающий замок и его окрестности; хитрые взгляды отца Зиры. И тут ее словно кипятком ошпарило. Дерьмо! Она оставила Ведмедя и его людей в Осколке. Да еще и сама напросилась, чтобы они патрулировали земли вокруг!

А, черт! Иверт. Его неожиданное решение остаться. Влюбленная в него Виктория не задумывалась о причинах, движущих горцем. А вдруг он просто втирался в доверие, чтобы в определенный момент нанести решительный удар? Ведь и в эти развалины ее привел Иверт, который был прекрасно осведомлен о том, кто проживает в подземных тоннелях. Да и Гадюка его хорошо знала, судя по их встрече. Серый отбывает в Кровь, гарнизон Осколка полностью не набран и состоит из плохо обученных новобранцев, горцам даже не надо брать стены, их давно уже приняли в замке как друзей. Стоит разделить конта с его охраной, состоящей из проверенных опытных ветеранов, задержать на несколько дней, и…

Все эти мысли пронеслись в голове со скоростью выпущенной пули. Возможное предательство Иверта, которого она только начала считать своим другом, больно ударило по душе. Вспыхнуло давно забытое чувство обиды. Почему? Дурная привычка – видеть в людях только хорошее. Кем бы ни была Виктория в прошлой жизни, в глубине души она всегда оставалась романтиком. Выросшая на рыцарских романах Вальтера Скотта, на книгах Жюль Верна и Дюма, она верила в честь, гордость и верность. Никогда никому об этом не говорила, даже своим лучшим подругам, потому что они просто покрутили бы пальцем у виска, сочтя ее наивные убеждения блажью. В двадцать первом веке нельзя быть романтиком. Романтики не выживают. Но вера в лучшее в людях никуда не делась. У каждого человека, пока он жив, есть уйма разнообразных желаний, верований, убеждений, но, как оказалось, не стоит их все тащить в следующую жизнь!

– Ураган…

– Я не предавал тебя, Бешеный Алан. И не предам.

Иверт не отвел взгляда. Но скользкий холодный червячок сомнений уже пробудился в душе и вызвал неконтролируемую злость. Алан стремительно выбросил вперед руку, сжал пальцы на горле игуша. «Интересно, это у Иверта такая тонкая шея или у меня такая большая ладонь?» – промелькнула нелепая мысль и исчезла за туманом ярости, заволакивающим мозг. Пальцы сжались сильнее. Горец не шевелился и не отрывал взгляда от гневно почерневших глаз.

– Есть вещи, которые я не прощу никогда. И первым в этом списке значится предательство, Иверт. Если придется, я убью тебя. Возможно, и даже наверняка, потом я буду сожалеть, но я сделаю это.

С этими словами Алан отпустил шею своего телохранителя. На ней явственно проступали пятна от пальцев. Будут синяки. Черт, неужели она это сделала? Неконтролируемые приступы гнева – это слишком большая роскошь, которую Виктория позволить себе не могла. Злость – это тьма, она делает человека слабым, а слабость в этом мире сродни смерти, которая отбирает у тебя все, не гарантируя, что даст что-то равноценное взамен. Если не обуздать это чувство, то не заметишь, как превратишься в монстра, стремящегося в заманчивую тьму. Простой путь, ведущий в бездну.