жажду сильнее! Время течёт, мысли путаются, трещат поленья в камине.

— Я схожу с ума, Джо, — рычит он. — С самого первого взгляда.

Не отвечаю, сгорая в объятиях, подрагивая от наслаждения. Пылает камин, пылает сознание, сердце пылает в груди.

Грохот обрушивается на нас, возвращая в реальность, от ужаса леденеют руки. Ролан вскочил, закрыв меня собой, взмах — я чувствую, как сквозь стены и дверь летит сгусток его энергии и отбрасывает нападавших.

Чей-то стон. Затем отборная ругань.

— Кто здесь? — ревёт Ролан.

— Монсеньор! Грифоны взбесились! Колокольчик напал на наших!

Нет… Колокольчик! Не может быть, с ним ничего не могло случиться! Это слишком неправильно. Несправедливо!

Не помня себя, несусь к двери, но вдруг за талию обхватывает мягкой, тёплой петлёй магии.

Ролан.

— Пусти!

— Джо, — кузен короля рывком поправляет на мне платье. — Волосы!

Я злюсь, но в глубине души понимаю, что он прав, и заплетаю косу. В голове шум, от недавней эйфории колотится сердце, руки дрожат, все мысли о грифоне, и где-то подсознательно, как отражение страха, накрывает волной стыда.

Ну почему… Почему, как только женщине хорошо, обязательно что-то с кем-то где-то должно случиться?!

— Вперёд!

Ролан преобразился, волшебство исчезло, влюблённый мужчина мечты превратился в высокомерного вельможу в чёрных одеждах: холодный взгляд, стойка воротника упирается в подбородок.

Ещё немного, и я решу: всё, что было, просто померещилось.

— Что у вас? — бросает он солдату, который с трудом стоит, прижимая руку к боку.

— Колокольчик вырвался из стойла, разгромил конюшню, отогнал всех наших от воды, — рапортует, подоспев, ещё один солдат, подставляя раненому плечо. — Сцепился с Верным!

Надо бежать, разобраться, не дать причинить вред своему грифону, но…

— Стойте смирно, — говорю я пострадавшему и уже шепчу над раной: серьёзный ушиб, медлить нельзя, ребро треснуло. — Идите к Брази́, он наложит тугую повязку, и лежать минимум сутки! Ясно вам?

Солдат, бледнея, кивает, а мы с Роланом срываемся на бег.

— Монсеньор! Хвала Милосердной, вы здесь! — встречают нас.

— Если у Колокольчика реакция на воду, — произносит совсем молодой парень, — может, бешенство?

— Проверим огнём, — отвечает Ролан.

Я останавливаюсь. Разворачиваюсь к монсеньору. К его подчинённым паникёрам. Перегораживаю дорогу, поднимаю вверх руки, пытаясь показать всем: господа, уймитесь, иначе бешенство начнётся уже у меня, а я, поверьте, страшней боевого грифона в десять раз!

Я вам сейчас устрою всем. И водобоязнь, и проверку огнём, и пену изо рта!

— Вон отсюда! — кричу на солдат. — Идите к лекарю или ещё куда подальше, к грифонам и близко приближаться не смейте! А вы… — разворачиваюсь к Ролану и замираю, потому что он смотрит на меня огорчённо.

— Джо, — тихо произносит он. — Почему вы во мне каждый раз видите врага?

— Огонь! — тыкаю я в него пальцем. — Давай, жги всех! Как только в голову такое могло прийти?!

— Джо, пожалуйста. Успокойся. Огонь — самый быстрый и точный способ проверить на бешенство, которое, увы, поражает всех живых. Нужно всего лишь зажечь рядом факел. Если бешенство, то из клюва грифона пойдет пена, и если это произойдёт, ничего поделать уже нельзя.

Мне на мгновение становится стыдно. Ролан прав. Он, как ребёнку, объясняет мне очевидные вещи, известные всем, тратя драгоценное время. Огнём бешенство проверяется не только у грифонов, но и у людей. Милосердная…

— Если бы у него было бешенство, он бы не отгонял грифонов. Он бы их рвал! — кричу и пускаюсь бегом к конюшням, возле которых толпятся солдаты и гвардейцы, их легко можно отличить по чёрным мундирам, такого же покроя, как и у хозяина. А в самих конюшнях… Мёртвая тишина. Как будто там внутри никого нет.

— Нет… Нет!

Мужчины перегораживают путь к двери, Ролан пытается схватить меня за руку, уговаривая:

— Джо. Мы разберемся.

— Нет! Прочь с дороги! Слышите? Прочь.

Я смотрю в глаза Ролана. Вижу там сожаление. Обиду. Но не вижу там понимания. Для него грифон — хищник на службе. О птахах под его чутким контролем заботятся, дрессируют. Но не считают грифона другом, равным себе.

— Джо, послушай, — монсеньор пытается привлечь меня к себе.

— Нет! — вырываюсь, что есть силы отталкивая мужчину. — Я забираю Колокольчика! Сейчас!

— Джо, послушай. Если он действительно…

— Я сказала: нет.

Ролан, вздохнув, идёт к двери, всё так же не пропуская меня вперёд.

И опять становится стыдно. Ролан прав: я вижу в нём врага. Я во всех мужчинах врагов вижу. А ведь он за всё это время ни разу не дал мне пройти вперёд, каждую секунду загораживая собой, только бы со мной ничего не случилось.

Конюшни разгромлены: от полок осталась лишь каменная крошка, стойла из крепких брёвен превратились в труху. Странно, что стены устояли… Под ногами хлюпает грязь, в которой медленно тонут ошмётки разбросанной во все стороны соломы.

Грифоны стоят по своим местам. Живые, с совершенно невинным видом разглядывающие непрошеных гостей. «Ой, что же тут произошло? — явственно читалось в их взглядах. — Мы же ничего, а оно… ка-а-а-ак». Понятное дело, что самые-самые взоры были у Колокольчика и у Верного. Он что, так умеет?

Я была счастлива. Живы! Все живы. И Колокольчик — вот он, жив и здоров. Это главное, а что тут стряслось, он потом мне расскажет.

Но вот похоже Ролана всё это потрясло куда больше. Он уставился на своего Верного, забыв о факелах и прочих проверках.

Я уже подходила к одному из грифонов. Птах попытался фыркнуть, но я уже шептала, осторожно поглаживая перья:

— Стой спокойно, малыш. Ран нет, — сообщила я Ролану.

— На Верном тоже, — откликнулся он.

— И что это тогда было?

«Воду проверь! — раздалось в голове. — Раззявы!»

Я вздрогнула и, видимо, побледнела, потому что Ролан тут же подскочил, обняв за плечи:

— Джо. Что? — с тревогой спросил он.

— Воду… — прошептала я.

— Что? Какую воду? Джо?

И тут я вспомнила! Солдат. Тот, что пострадал больше всех. Он говорил, что Колокольчик отгонял остальных от воды.

— Джо? Принести воды? Тебе плохо?

— Ролан… Прикажи принести мой короб! Быстрей!

Я вышла из развороченного стойла, опустилась на колени прямо в грязь, стараясь отыскать место, где воды осталось побольше.

— Перчатки есть? — спросила у монсеньора.

Он молча подал мне свои. Натянула их и зачерпнула грязную воду, пальцы жгло даже сквозь плотную ткань. Толчёный аконит! Дорогой, смертельный, быстродействующий яд натолкли в воду, словно парковые дорожки гранитной крошкой посыпали!

Ролан тоже что-то увидел или почувствовал, потому что ударил меня по руке — вода выплеснулась.

— Эффект наступает только при соприкосновении со слизистыми, — заметила я. — Кто-то пытался отравить грифонов, Ролан. Колокольчик всех спас!

Глава