мы взмываем ввысь, а там, внизу, дом становится костром. Вспыхивает нестерпимо ярко, осыпаясь пеплом у нас на глазах. На глазах девчонок.

Чтобы они наблюдали, как исчезает с лица земли единственное, что у них осталось? Ну уж нет! Хотя… девчонок вывезти всё равно надо. Я бросилась в дом.

— Джоанна! — Уля, рыдая, обнимала белую Ришку.

Заплаканные лица, дрожащие руки, уже одетые в тёплые перчатки, накинутые плащи: даже в такой ситуации они сообразили, что нужно делать.

— Короб! — услышала я свой голос, и не узнала. Отрывистый, сухой, чем-то похожий на голос Ролана. — В конюшню! Сидите там. Если что, садитесь на Колокольчика и улетайте! Ясно?

— А ты? — Ришка обняла меня, пока Уля стрелой умчалась наверх, за коробом.

— Всё будет хорошо, — я крепко прижала малышку к себе. — Верь мне, слышишь?

— Да, — ребёнок смотрел мне в глаза, и самое страшное, действительно, верил.

Верил, как самой Спасительнице Милосердной. Осторожнее с этими фразами. Всегда думайте, прежде чем произнести такое. Вам действительно могут поверить всем сердцем, всей душой, и не оправдать такое доверие — страшнее быть просто не может.

Уля принесла короб и мой плащ. Накинув его, я сразу почувствовала себя увереннее и шагнула на площадь.

В первый момент показалось: яблоку негде упасть. Потом присмотрелась: всего-то пара десятков человек. Мужчины. Молчат, словно столкнулись с тем, чего вообще не ожидали. Чего быть не должно, и теперь не знают, что им делать. Тихо. Даже собаки смолкли. Слышно лишь потрескивание факелов.

Я встала за спиной Ролана, который в ответ на это нервно дернул плечом.

Монсеньор презрительно и насмешливо смотрел на людей, собравшихся на площади. От чадящих факелов дрожал воздух, площадь словно плыла. Или это у меня что-то со зрением от страха?

Я разглядывала каждого, кто пришёл вслед за нашим добрым другом аптекарем. Знакомые лица: солдаты, тащившие Улю в тот памятный день, первое моё знакомство с городом. Плотник, что чинил нам дверь. Булочник с соседней улицы. А вон тот парень приходил за лекарством для мамы. Интересно, всё ли с ней в порядке? Надо бы навестить…

— Что вы здесь делаете? — вдруг тонким голосом выкрикнул аптекарь, обращаясь к монсеньору Ролану.

Получилось настолько нелепо, что мужчины, пришедшие с ним, смущённо переглянулись.

Ролан тяжело вздохнул:

— По какому праву вы беспокоите жителей Биргенгема?

— Но чудовище… — начал было аптекарь, который никак не мог успокоиться.

— Откуда у вас такие сведения?

Все уставились на Ллонка. Зло так уставились. Недобро…

— Если вы сами не чудовище и не заколдовывали кого-то, то откуда вам известно, где оно? Монстр пришёл к вам и отчитался? Почему не известили градоначальника? Почему не пришли ко мне? Господин Ллонк, я требую, чтобы вы объяснились. Вам стало доподлинно известно, что некое, как вы сами выразились, «чудовище» пробралось в дом, где живёт беззащитная женщина с двумя детьми и напало на них. Я правильно понимаю? Ведь это вы подняли весь город, чтобы их спасти, верно?

С каждым словом монсеньора аптекарь бледнел всё сильнее, а мужчины, пришедшие с ним, словно очнувшись, кидали друг на друга изумлённые взгляды, не понимая, что они тут делают. Пока плотник наконец не спросил:

— Это… Ллонк. А правда, откуда?

Поддерживающим гулом откликнулись остальные.

— Будем выяснять, — с нажимом произнес Ролан. — Утром. Господин Ллонк, вы задержаны.

Толпа одобрительно загалдела, факелы стали постепенно угасать.

— Итак, господа. За нарушение правопорядка солдаты отправляются на гауптвахту в форт. Доложитесь моему заместителю. Заодно сдадите ему арестованного господина Ллонка.

Солдаты, подхватив под мышки аптекаря и буквально приподняв несчастного перепуганного старика над землей, резво отправились выполнять приказ.

— Теперь вы, — Ролан перевёл взгляд на остальных. — За нарушение общественного порядка завтра явитесь ко мне в канцелярию, уплатите положенный штраф. На этом пока всё, можете идти.

Ролан дождался, пока все разойдутся, и обернулся ко мне.

В глазах мужчины горел такой огонь, что вот тут-то мне стало страшно по-настоящему. Право слово, чудовищем он был менее чудовищным.

Что мне оставалось делать? Я прижалась к нему, обняла за шею, не думая о том, что нас могут увидеть другие, и как это будет расценено.

— Пожалуйста, — прошептала я ему в ухо. — Не сегодня.

Он вздохнул и тихо проговорил:

— Джо… Ты просто невозможная упрямица. Почему ты не улетела? А если бы я не переломил ситуацию? Если бы они кинулись на меня все вместе, скопом. И неизвестно было бы кто кого?

— Пойдём в дом, а? Холодно…

— Где-то неподалеку был маг, — Ролан нахмурился. — Сильный и враждебно настроенный. Наблюдал, но не вмешивался. Джо… Что же мне делать с тобой?

Я вывела девочек из конюшни и велела им идти в дом. Ох, ну и ночка выдалась!

Расседлала Колокольчика, он никак не мог успокоиться, всё порывался лететь за нарушителями спокойствия, чтобы задать им трепку.

Я гладила боевого птаха, шептала, что он лучший. Что всё обошлось. Только Ролан…

Колокольчик посмотрел на меня с явной насмешкой.

— Вот ты понимаешь, что происходит? — спросила я птаха, и разрази меня гром, если он не закатился в жизнерадостном смехе. — Издеваешься, да?

— Глазам своим не верю, — тихо проговорил Ролан у меня за спиной. — Грифон… Как ты это делаешь, Джо?

В ответ Колокольчик одарил монсеньора тяжёлым взглядом. И не столько презрительным, сколько сочувствующим.

Мол, как же ты, дядя, докатился до жизни такой? Что даже с грифоном не разговариваешь.

— Он был одним из лучших, — вздохнул Ролан.

— А стал самым лучшим, — отрезала я.

— Боюсь, что вот в этом мы с тобой не сойдемся во мнениях, потому что грифон…

Всё! Сказка исчезла. Этот его наставительный тон с оттенком снисхождения, ни дать ни взять профессор читает лекцию нерадивому студенту, напрочь убил всю романтику! Вырвал с корнем, землю ядом отравив!

Должно быть, Ролан прочитал мои громкие мысли, потому что запнулся на полуслове.

— Эм-м-м. Я, собственно, пришёл не за этим.

— В самом деле? Я вся внимание.

— Девочки собираются. Вы переезжаете в форт. Под мою защиту. У тебя в коробе есть всё, что необходимо для жизни? Ну, там всякие дамские штучки?

Колокольчик сочувственно вздохнул. И правильно сделал, ибо монсеньору сейчас можно только посочувствовать. То было не чудовище, в какое он едва не превратился, нет. Хотите увидеть, как выглядит разъярённое чудовище? Проще простого, всего-то и нужно назвать МОЙ КОРОБ … дамской сумочкой. И монсеньор это сделал. Зря.

— И без «я сама со всем справлюсь», — сообщил Ролан в конце своей замечательной речи.

Конечно, мне хотелось ответить. Ещё как! Но я вспомнила все ужасы этой ночи. Девчонок, переживших всё это. И