Полоз собрался и отбил два честных мяча. Конечно, били не в полную силу, жалели своего, но и подставлять боялись.

— 2:2, — объявил помощник.

Настал черед Исаматова. Разбежался он нормально, но перед ударом снизил скорость, скосил глаза вправо, указывая вратарю направление полета мяча, и вправо же легонько катнул круглого. Полоз, конечно же, взял его, подержал в руках и, глядя на багровеющего Марокко, выругался и бросил вперед.

— Одно из двух, — сказал я, — или Тимур случайно попал в вышку, или это поддавки.

— Гол, — констатировал Марокко, кося на меня глазом, и разразился гневной тирадой: — Вы совсем охренели? Или Исаматов русский язык забыл и не понял, что я сказал?

— Русский — мой родной, — огрызнулся узбек.

Марокко покраснел еще больше.

— За идиота меня держишь? Ты своего товарища только что подставил! Сказано же — нормально бить! Я обещал судить честно, значит, все будет, как надо. Следующий.

Больше никто не халтурил, били честно, но не в полную силу. В итоге Полоз отбил десять мячей из двадцати. Если бы старались его закатать, как меня, пропустил бы гораздо больше.

Огонь за грудиной все полыхал, рвался наружу. Я вдохнул, выдохнул, пытаясь его погасить — какой там! Щеки горели, чесались ладони, энергия бурлила и требовала активных действий. Еще вдох и выдох. А ни хрена!

— Ну что, мужики, слово держать будете? — спокойно поинтересовался я и получил в ответ угрюмое молчание.

Победа в дуэли, конечно, не добавила мне любви «динамиков», но я четко обозначил свое место в пищевой цепи и показал, что меня сюда командировали не просто так. Тренер вратарей так вообще зауважал меня. Все вроде хорошо, если бы не этот внутренний пожар. Раньше такого не было. Раньше, стоило перестать думать о солнце за грудиной, как оно гасло. Сейчас же словно ядерная реакция вышла из-под контроля, все нарастала, нарастала и грозила закончиться большим взрывом. Что же делать?

Вспомнились слова Семерки о том, что дар может как угаснуть, так и убить одаренного. Нет, подыхать я точно не собираясь. Но как же погасить огонь? Принять ледяной душ? Но уходить, пока вся команда на поле, я не стал — это восприняли бы как бегство.

Денисов не упустил возможности наехать на Кокорина — мол, что, нормально симулировать не мог? Тот начал огрызаться, а я смотрел на них и думал, что они похожи, как старший и младший брат. Косясь на них, Марокко свистнул, пресекая конфликт, и объявил, глядя на часы — сразу видно, позолоченные, подарочные:

— Времени — полседьмого. В восемь у нас пресс-конференция, расскажем о товарищеском турнире в Англии. Нерушимый, Денисов, ждем вас в конференц-зале.

В раздевалку я пошел вместе со всеми, ожидая подначек, но мужики слово держали и делали вид, что меня для них нет. Вспомнились бои без правил, где мне в перчатки подсыпали щелочь. Надеюсь, обойдется без гвоздей в бутсах или слабительного в питье.

Я залез в душевую кабинку, включил холодную воду. Брызнули ледяные струи, и, кажется, я зашипел и пустил пар, но огонь и не думал гаснуть. Черт! Что же делать? Звонить Семерке? Так по телефону нельзя обсуждать дар, а я документ о неразглашении подписал.

Тирликас?

Нет, буду стоять под холодной водой, пока не посинею, авось поможет. Если не погашу огонь — что будет? Инфаркт? Инсульт?

Сперва от холода онемели руки, потом я перестал чувствовать стопы, а за грудиной все полыхало.

Вдох. Выдох. Представить, как солнце бледнеет, уменьшается… Вроде получается. Еще бледнеет. Есть! Как только оно погасло, обрушилась усталость и пробудился нечеловеческий голод. Сейчас поужинаю и — спать…

Какой там спать! Меня ждет пресс-конференция, где надо держать лицо, не зевать. Надеюсь, Марокко вызовет огонь на себя.

Из душа я вылез, когда все уже разошлись — синий, в мурашках, переоделся и побежал в столовую, где навернул двойную порцию овощного рагу, дополнительно заказал стейк и две чашки ядреного кофе. Вроде полегчало.

Только сейчас, когда угасла паника, пришли мысли о том, что это было. Дар развился до такой степени, что стало сложно его контролировать, и применять его больше не стоит? Или просто я перенервничал?

Подумаю об этом после, пока ведь все обошлось. Погруженный в мысли, я вздрогнул, когда ко мне обратились, поднял взгляд. Передо мной стоял тренер для вратарей Никита с подносом.

— Можно к тебе? — не дожидаясь разрешения, он занял стул напротив, поставил на стол овощное рагу, тарелку с хлебом и компот.

Некоторое время он молча ел, я допивал вторую чашку кофе, а когда его осталось на донце, Никита не удержался, сказал:

— Я наблюдал, как ты работаешь. Такое впечатление, что ты знал, куда они будут бить. Ни разу в другую сторону даже не дернулся. А вообще результат впечатляет!

«Надо быть осторожнее», — подумал я.

— Еще в детстве тренер заметил, что я способный, — уклончиво ответил я.

— Вот я бы рискнул, поставил тебя вместо Гарика против англичан и посмотрел, что получится.

— Ты, наверное, недавно тут, — предположил я. — Командным духом не проникся.

— Да полгода уже. Полозенков, конечно, молодец, но ты — просто феномен. Нужно быть полным ослом, чтобы не видеть этого. Если тебя натаскать как следует, ты ж второй Яшин!

— Спасибо за высокую оценку, — кивнул я и встал. — Увидимся завтра, мне нужно переодеться во что-то более приличное.

— Не заморачивайся. Ты ж футболист, а не оперный певец, я вот так и пойду.

У меня оставалось полчаса до начала, я позвонил Димидко и рекомендовал купить шампанское и смотреть прямой эфир. Как он ни пытался вытащить из меня подробности, я молчал. Потом позвонил Тирликасу, он не ответил, и я написал сообщение.

Ну вот и все, отчитался, теперь можно идти в конференц-зал.

Конференц-зал находился на втором этаже. Чтобы не пришлось отбиваться от журналистов, поднимался я не на лифте, а по лестнице. В коридоре прошмыгнул мимо стаи репортеров. Зал был небольшим, но и не маленьким. На спинке крайнего стула был номер 171. Первые три ряда были заняты, операторы устанавливали камеры в проходах, царил мерный рокот голосов.

Вместо трибуны установили сдвинутые столы, завесив их баннером с логотипом команды. Денисов развалился на стуле, заведя руки за голову. Начальник команды, Ковалев, в этот раз оделся не как мафиози, а в обычный черный костюм. Марокко стоял, его секретарь Карина расставляла бутылки с водой и стаканы. Судя по количеству стульев, предполагалось пять спикеров. Денисов подвинулся, и я занял крайнее место справа.

В зале наблюдались Кокорин, Исаматов, Никита. Карина, расставив воду, проверила микрофоны, пропустила Марокко в середину и села с краю.

Ровно в восемь вечера слово взял начальник команды, Ковалев: представился, рассказал, как «Динамо» в сорок пятом году поехало в Англию, как наши показали красивый футбол и разгромили «Кардифф» со счетом 10:1. Журналисты, ожидающие другое заявление, взволнованно загудели. Подогревая их интерес, Ковалев прервался, чтобы сделать глоток воды, и продолжил:

— Вы первые, кто слышит эту новость. В этом году, в июле, мы рассчитываем повторить легендарное турне и так же, как тогда, провести четыре товарищеских…

Голос Ковалева утонул в щелчках фотоаппаратов и взволнованном гуле собравшихся. Мужчина в клетчатом пиджаке поднялся и зааплодировал, но его никто не поддержал. Дав публике успокоиться, начальник команды наклонился над микрофоном.

— Товарищеских матча с теми же командами. Поскольку наш нападающий Егор Лапиков получил серьезную травму и не сможет участвовать, команда усилена игроком ЦСКА Антоном Дако и восходящей звездой советского футбола Александром Нерушимым, который находится за этим столом.

Я помахал публике, подавляя желание зевнуть. Вспомнилось, что Антон Дако — темнокожий улыбчивый парень, его мать русская, а отец — из ЦАР. Ну вот, и у нас в команде будет цветной игрок. Интересно, в этой реальности западный мир тоже повернулся на толерантности и секс-меньшинствах? Никакой информации в Комсети об этом не было.

Слово взял Марокко, рассказал о датах проведения матчей и о том, что команда будет усиленно готовиться к предстоящим испытаниям. Наступила очередь журналистов задавать вопросы, и вверх взметнулись руки. Кто будет отвечать, выбирала Карина, которая, как я предположил ранее, выполняла роль пресс-атташе.

Поднялась ухоженная дама лет пятидесяти.

— Лидия Каган, «Спортивная Москва». Вопрос Александру Нерушимому. Александр, недавно вы говорили, что вас вынудили покинуть михайловскую команду «Титан» весьма нечестным способом. Поскольку вы присутствуете здесь, означает ли это, что вы согласны