Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По сути для меня главное — не спасать «Динамо», а болтаться там и сям и ныть, как у нас в стране все плохо, чтобы на меня поскорее вышел координатор. Но это мне было неинтересно, я все-таки рассчитывал показать англосаксам кузькину мать, ведь если «Динамо» проиграет, это будет не просто проигрыш команды, которую я не люблю, а наш национальный позор. Ну и «Динамо» — все-таки не самая сильная команда СССР, лидирующие позиции занимают столичный «Спартак» и киевское «Динамо».
Ходили слухи, что в УССР есть негласная договоренность между клубами: все лучшие игроки едут в Киев, в то время как московские «динамики» и тот же «Спартак» все больше обходятся собственными силами, разве что ЦСКА забирает игроков, как меня — типа на альтернативную службу, и попробуй только дернуться! Потому их не особо любят болелы.
Я глянул в иллюминатор и подумал о том, что жизнь в этом СССР отличается от жизни в привычной России, она проще; если ты работаешь хоть уборщиком, то ты никогда не будешь нищим. Не хочешь работать в системе — иди в фарцовщики, но даже если там тебе удача не улыбнется, никто не мешает сдать фарц-билет и пойти на завод, а во время трудных времен перекантоваться в гостинице для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. И с голоду умереть никто не даст, потому что есть столовые для бедных.
Интересно, насколько Англия этой реальности отличается от той, о которой я столько читал и смотрел? Знаю только, что здесь конфликт с Ирландией не сгладился, эти две страны на ножах, и до сих пор бывают теракты в метро.
Итак, первая игра у нас с «Челси», не знавшей Абрамовича. Мне прям аж захотелось найти советского гражданина Романа Абрамовича. Кто он? Фарцовщик? Мелкий клерк? Нет, скорее директор мелкого заводика. А может, он, как и в нашей реальности, предал босса и подвергся негативному естественному отбору?
А Березовский? Вдруг жив?
Раз «Челси» никогда не принадлежал Абрамовичу, эта команда имеет другой состав, да и стадион отличается от того, что в нашей реальности. По идее, нас должны поселить в один из отелей, который есть на территории спорткомплекса, а питаться мы будем в ресторане — все расходы на себя взяла принимающая сторона.
В тысяча девятьсот сорок пятом году наши футболисты согласились питаться только в посольстве, что было объяснимо — мало ли что в еду подложат. И везли с собой своего арбитра — Латышева. Сейчас судить будут нейтральные арбитры: испанцы и бразильцы.
По прибытии мы должны пройти медицинское освидетельствование, в том числе энцефалограмму, чтобы хозяева поля убедились, что среди нас нет одаренных. Причем они делали вид, что ничего не знают об одаренных, а мы притворялись, что не догадываемся о том, что они знают и пытаются таковых вычислить и выбраковать как шизофреников, потому что энцефалограммы похожие. В понедельник планировалась экскурсия по Лондону и встреча с журналистами, и во вторник — собственно сама игра.
Четыре подряд игры в гостях. В сорок пятом году «Динамо» выиграло два матча, два закончились ничьей — это феноменальный результат, учитывая, что страна была больше обескровлена войной, чем Великобритания.
Как получится в этот раз? У них в командах легионеры, у нас — только советские граждане, в том числе один цветной и один условно одаренный, то есть я.
Всего нам лететь четыре часа, и сейчас под нами — Литва, точнее Литовская СССР. Было облачно, и картинку скрывали облака. Зато Балтийское море, ослепительно-синее, раскинулось от горизонта до горизонта.
Команда шумела, перешучивалась, уверенная, что мы надерем англосаксам задницы, а я был в этом очень не уверен. Антон задремал и проснулся только, когда миленькая молодая стюардесса принялась раздавать сок. Футболисты стали соперничать за ее внимание и осыпать девушку комплиментами.
Только Денисов молчал. Как и в той реальности, он был многодетным отцом и примерным семьянином, а вот Кокорин развелся и не обзавелся детьми.
Наконец самолет пошел на снижение. Мы приземлялись в аэропорту Хитроу, он ближе всего к стадиону «Стэмфорд Бридж», где нам предстояло обитать, но увидеть Лондон с высоты птичьего полета не удалось: туманный Альбион встретил нас плотной облачностью.
Когда самолет приземлился, взволнованный Марокко поднялся и сказал:
— Товарищи, еще раз напоминаю правила поведения: от коллектива не отбиваться, с журналистами не общаться — на то будет отдельный день. Спорткомплекс не покидать. Кто нарушит режим — будет мгновенно дисквалифицирован. Не забывайте, что мы находимся на территории недружественного государства. Если на связь с вами выйдут подозрительные личности — сразу же сообщайте.
Первым на выход направился начальник службы безопасности, за ним — Марокко, и уже потом — все остальные. Я думал, нас будет ожидать толпа журналистов, от которых придется отбиваться, но недалеко от трапа стоял автобус, возле которого дежурили четверо полицейских, двое в штатском и два человека с камерами, которые сразу же начали снимать.
Ну а сам аэропорт в месте приземления самолетов мало отличался от наших советских, а вот дальше высилось прозрачное стеклянное здание, унизанное эстакадами и тоннелями.
— Приветствую дорогих гостей! — воскликнул пожилой мужчина в белой футболке с логотипом «Челси» и джинсах, второй мужчина сразу же перевел. — Меня зовут Эрик Вуд, я буду вашим сопровождающим. Любые вопросы, просьбы, пожелания — через меня. Если будут какие-то более… деликатные просьбы, не стесняйтесь. Все выполнимо, вы не в Советстком Союзе… — Он усмехнулся.
Колесо бы непременно воспользовался его предложением.
Видя, что нас снимают, мы помахали руками. Кокорин на ужасном английском воскликнул:
— Хэлло, Ингланд! Хав ар ю дуин?
Ковалев и Денисов на него одновременно цыкнули.
Мы набились в автобус и поехали проходить таможенный контроль, после чего получили багаж, и Вуд объявил:
— Сейчас мы поедем в гостиницу, вы пообедаете, после чего мы отправимся в медицинский центр. Приносим извинения за неудобства, но медосмотр обязателен.
Посмотреть здание аэропорта и сравнить с нашими не получилось: нас повели обводными путями, объясняя это изобилием журналистов, караулящих снаружи.
Вышли мы с торца здания. Увиденного хватило, чтобы понять: этот аэропорт больше напоминает оранжерею без растений, в то время как наши более монументальны. Причем таких длинных зданий-оранжерей несколько.
Выходили мы группами по семь человек, к нам подъезжали микроавтобусы с тонированными стеклами. Первые отъезжали, освобождая место следующим, ехать мы должны были колонной.
Отсутствие автобуса сопровождающий объяснил все тем же журналистами, которые могут его заблокировать.
Я уселся в третий микроавтобус. Семь минут — и в сопровождении полицейской машины мы покатили по запруженным автомобилями улицам. Все прилипли к окну и изучали окрестности, я смотрел на до боли знакомые марки машин. Вон старенький «пыжик-207», а вон «Баян-икс5». Выходит, для так называемого цивилизованного мира толком ничего не изменилось? СССР окуклился, изолировался, развился, а тут даже машины такие же…
А нет, вон «мерс» странный, больше похожий на крайслер, в нашем мире такого точно не было. И малолитражка-букашка… Что это? «Опель». Нет, все-таки изменения есть.
Внимание привлекли биллборды с рекламой. Найк, трусы от «Кельвин кляйн» — как мостик в старую привычную реальность, аж ностальгией повеяло. А что все по-английски, так в России испокон веков обезьянничали: сперва французам поклонялись, потом — культуре США. В теперешнем Советском Союзе все надписи — или по-русски, или в республиках — на национальном языке.
Микроавтобусы прибыли к гостиничному комплексу, примыкающему к стадиону — трем бело-желто-бежевым зданиям. И вообще, стадион был безвкусным и аляповатым, тут словно скрестили два уродских архитектурных решения двухтысячных: синий металл и пластик, и вот эти домики. Архитектору — двойка. Наш стадион «Северный» в Михайловске хоть и победнее будет, но чувствуется единый стиль.
Тут-то нас и атаковали журналисты, благо что многочисленные полицейские разогнали толпу и ощетинились щитами, предоставляя нам проход. Впереди бегали два своих телевизионщика и наш и репортеры из «Советского спорта» — ну а как без них? Кто повезет материал на Родину? Событие ведь наверняка войдет в историю, как и турне сорок пятого года.
— Парни! Парни! — прицепилась к нам молоденькая журналистка. — Кто-нибудь из вас говорит по-английски? У меня очень важный вопрос!
Поймав мой взгляд — а симпатичная, фигуристая, на бразильянку похожая, — она широко улыбнулась и протянула