и остальные снова уселись на скамейки и табуреты. Помимо двух легатов, трибунов и старших центурионов из Третьего и Шестого легионов, также присутствовали командиры вспомогательных частей, всего около пятидесяти человек.

Корбулон повернулся к секретарю, который вошел в помещение вслед за ним. — Кто отсутствует?

Мужчина взглянул на свою вощеную табличку. — Трибун Максенций в госпитале с лихорадкой, а трибун Лукулл и центурион Ламиний уехали на охоту, господин.

— Пошлите кого-нибудь найти их, как только мы здесь закончим. Я хочу, чтобы все мои офицеры как можно скорее вернулись в Тарс.

— Да, господин.

Корбулон сложил руки за спиной, собираясь с мыслями, а затем начал свое обращение к офицерам. — Сегодня утром посланник прибыл с заставы на дороге в Тапсис. Для тех, кто только что прибыл в провинцию, это один из наших малых союзников в горах на севере, небольшое город-государство не более чем в 160 км от того места, где вы сидите. Командующий форпостом сообщает, что царь и его двор были убиты фракцией его знати, поддерживаемой Парфией. Тапсис теперь в их руках, и они заявили о своей верности царю Вологезу.

Он замолчал, и некоторые офицеры вокруг Макрона взволнованно забормотали, пока Корбулон не поднял руку, чтобы заставить их смолкнуть.

— Сам по себе Тапсис не имеет большого значения. Он не находится на каких-либо важных торговых путях и не пересекает какие-либо коммуникации. Он приносит очень мало доходов в имперскую казну и не имеет военного значения ни для одной из сторон. И все же мы не можем игнорировать такое развитие событий или позволить самозванцу оставаться на троне. Царь Тапсиса был союзником Рима, и поэтому на карту поставлена ​​наша репутация. Нет и речи о том, чтобы мы стояли в стороне и ничего не делали, или даже позволяли этому маленькому восстанию идти своим чередом. Наша власть должна быть восстановлена. Мы должны подавить восстание, наказать повстанцев и обеспечить тем самым, чтобы все другие наши союзные государства, большие и малые, понимали, что влечет за собой союзничество Рима и каковы последствия нарушения этого соглашения.

— Парфии тоже нужно преподать урок. Следовательно, я возглавлю экспедицию в Тапсис, чтобы подавить восстание. Достаточно скромной силы. Я возьму пять когорт Шестого легиона, сирийских ауксиллариев и Третью македонскую конную когорту. Вдобавок инженеров и обслугу с батареей онагров на случай, если повстанцы заставят нас осадить город. Всего около четырех тысяч человек.

Корбулон сделал паузу, показывая на офицера, сидящего в первом ряду, и Макрон вытянул шею, чтобы лучше видеть человека: высокого седого офицера, в котором он узнал легата Третьего легиона.

— Гней Помптилий возьмет на себя командование в мое отсутствие и получит приказ продолжить обучение и снабжение остальной армии. Вопросы?

Макрон встал. — А как насчет преторианцев, господин? Они остаются в Тарсе?

Корбулон улыбнулся. — Я не думаю, что могу позволить себе оставить твою шайку пьяных головорезов вне поля моего зрения, центурион Макрон. Немного тяжелого марша на свежем горном воздухе сотворит чудеса с их накопившейся энергией. Судя по тому, что я слышал, это также может быть некоторым облегчением для некоторых трактирщиков Тарса.

— Да, господин, — ухмыльнулся Макрон, присаживаясь обратно. Он почувствовал знакомую волну возбуждения от перспективы марша на войну, но почти сразу же его охватило чувство вины за то, что ему придется оставить Петронеллу позади. А еще немало чувство беспокойства по поводу того, как она воспримет эту новость.

— Еще кто-нибудь? — спросил Корбулон.

Префект Орфит, командир сирийской когорты, поднялся и откашлялся. — Господин, хватит ли для этой работы четырех тысяч человек?

— Абсолютно. Более чем достаточно демонстрации силы, чтобы напугать мятежников и их парфянских друзей и заставить их сдаться. Это будет хороший шанс испытать вспомогательные подразделения, и вряд ли что-то большее. За последние несколько лет они слишком привыкли сидеть на задницах в удобных условиях. Твоя когорта не исключение, Орфит. Ты и твои люди могли бы использовать некоторый опыт кампании в будущем.

— Да, господин. — Орфит остался на ногах.

— Есть ли еще что-нибудь, что ты хочешь спросить, префект?

Он сдвинулся. — Есть ли у нас какие-либо представления о силе врага или его составе, господин?

— Конечно, есть, — уверенно ответил Корбулон. — Один из сборщиков налогов здесь, в Тарсе, посетил Тапсис всего месяц назад. Я уже разговаривал с этим человеком, и он считает, что в городе не более десяти тысяч жителей. Ополчение, если предположить, что оно перешло на сторону повстанцев, насчитывает не более пятисот человек. Плюс любые парфяне, которые могли их усилить. Учитывая, что все имеющиеся у нас сообщения о переходе границы вражескими войсками относятся к небольшим набегам, я сомневаюсь, что мы говорим самое большее о нескольких сотнях парфян. И укрепления города вряд ли доставят нам много проблем. Мне сказали, что стены весьма старые и в плохом состоянии. Нашим осадным машинам будут по плечу, — он на мгновение замолчал.

— Это успокоит тебя?

— Да, господин, — смущенно ответил Орфит.

— Тогда садись. Кто-нибудь еще? Нет? Очень хорошо. Те из вас, кто участвует в операции, получат свои приказы сегодня же. Послезавтра колонна покинет Тарс. Остальные из вас будут продолжать свое обучение, но из соображений предосторожности, будьте готовы к маршу в любой день на случай, если мне понадобится подкрепление. Это маловероятно, но было бы глупо не быть готовым к любым неожиданностям. Все, господа. Разойтись.

— Так скоро? — беззвучно спросила Петронелла. — Но мы поженились всего как несколько дней.

— Ничего не поделаешь, любовь моя, — вздохнул Макрон. — Приказы есть приказы. В горах нужно подавить небольшое восстание. Все должно закончиться, прежде, чем ты услышишь об этом, и я снова буду здесь, в твоих объятиях.

Он протянул руку, чтобы обнять ее, но она быстро отпрянула и подняла палец, ее глаза подозрительно сузились. — Ты ведь не вызвался сам? Бьюсь об заклад, ты это сделал, ублюдок.

Макрон соорудил обиженный взгляд. — Любовь моя, зачем мне такое делать? Поверь, я лучше буду здесь с тобой каждую ночь, чем дрожать под какой-нибудь козьей палаткой в ​​долбанных горах. Мне нужно, чтобы ты согревала меня.

Ее губы на мгновение сжались в тонком горьком презрении, прежде чем она продолжила. — Ты солдат, Макрон, в первую очередь, и тебе просто нравится ходить в какой-нибудь ужасный поход. Я знаю это. Я знаю, что это всегда будет твоим призванием, и я знаю, что ничего не могу с этим поделать.

Она покачала головой и стояла, глядя на него, приглашая его объясниться. Но Макрон не мог придумать, что сказать. Петронелла была права. Он был солдатом прежде, чем стал кем-либо еще, даже ее мужем и любовником.