Домино поморщилась и затушила сигарету в пепельнице, стоящей на подоконнике. Уже две недели это окно притягивало ее к себе, заставляло смотреть на улицу и ловить в череде проезжающих машин, в толпе пешеходов смутные очертания призрака из ее кошмарных снов.

Домино не боялась ни Бога, ни черта, ни привидений. Она боялась только человека. Одного. Живого и страшного. И несколько недель назад ей стало казаться, что этот человек — здесь. Мелькает под ее окном, бродит кругами и стягивает кольцо шагов, как петлю.

Марта смотрела на улицу, вспоминала прошлое и невольно становилась прежней. Она как будто чувствовала возле себя присутствие старых знакомых и становилась подобной им. Из лощеной преуспевающей дамы она превращалась в наглую девчонку, ботающую по фене, как заправский каторжанин.

Много воды утекло с тех пор. Но оказалось, копни поглубже — и позолота сползает с Марты Гольдман, как шелуха с пересохшей луковицы. Сползает и обнажает истинное нутро — подгнившее и остропахнущее.

…Несколько лет назад, во времена, когда старый Князь был еще жив, а Гольдмана еще и в помине не было, ее дважды пытались убить. И не просто дважды, а резко, нагло, в течение одной недели.

Домино сама раздразнила и получила этого врага. Как тупого кровожадного зверя, выманила из норы и заставила дать сдачи. И звали этого зверя — Сережа Нервный…

По сути своей Сережа был беспредельщиком, только-только, одним краешком, примкнувшим к ворам. Лишь год назад Нервный начал платить долю в общак, прислушиваться к мнению старших и придерживать своих отморозков на поводке. От тюрьмы Сережа не зарекался и в какой-то момент пришел к трезвой мысли — с ворами лучше дружить. Они зоны держат и там бал правят.

Подумал Сережа, подумал — и в один из таких просветленных моментов наведался к старому Князю. Тем более что обсудить им и без общака было что. Нервный давно делил территорию с крупным авторитетом Сивым, считал свои претензии обоснованными и пришел доложить смотрящему свое видение ситуации.

Вел себя Сережа (то ли по глупости, то ли по природной нервности) неадекватно и развязно — начал с приветствий и поклонов, потом задергался и стал беспричинно болтливым. Причем, похоже (тут уж только по глупости), решил Князя хорошим знанием фени поразить.

А старый законник относился к воровской речи как к музыке — фальшивая нота ему слух резала. Не любил Князь, когда в порожнем разговоре «свои» слова треплют. Об определенных вещах, считал Князь, можно говорить только в принятых выражениях, а в остальном разговоре нечего попусту «музыку» трепать. Тем более бойцу, оттрубившему по несерьезным статьям несерьезные срока, тем более в присутствии Князя. Не любил законник хвастунов да болтунов… Впрочем, кто их любит?

Сережа Нервный поляну не сек. Молчаливость вора принял за одобрение и хвост павлиний распустил пуще прежнего.

Домино тем вечером скромно сидела в уголочке и вроде как крестиком вышивала. Неизвестно по какой причине пяльцы в женских руках действовали на Князя умиротворяюще, он ласково поглядывал на «дочку» и жмурился сытым котом.

Но только не в тот день. В тот день Сережа Нервный так достал хвастовством хозяина дома, что даже тихий шелест перебираемых Домино ниток и нарочито громкое позвякивание наперстка о ножницы не помогали ему расслабиться. Князь угрюмо молчал, Сережа, видимо, считал, что это обычное, задумчивое выражение лица смотрящего, и изо всех сил старался произвести впечатление.

Вцепившись в повторенное Сережей несколько раз высказывание о каком-то «жирном карасе», Домино, не поднимая глаз от пяльцев, громко, словно бы в никуда, бросила:

— Чем больше рыбы икры мечут, тем больше ее погибает. А это, как известно, характерная черта низших организмов…

До конца шутку оценил только старый Князь. Сережа Нервный, в отличие от Домино, зубрившей когда-то биологию для поступления в медицинский колледж, данную науку по коридорам проходил. Лишь позже он свел воедино «икру мечут» (сиречь болтают) и намек на низшие организмы и догадался — его прилюдно макнули в дерьмо, а он не понял.

Но момент для ответа был упущен. Пока Сережа мозгами скрипел, в смысл фразы вникая, старый вор вылез из глубокого низкого кресла и показал — аудиенция окончена.

Получилось некрасиво. Во-первых, последнее слово почему-то осталось за Домино, а во-вторых, все выглядело так, словно именно после ее выступления старый Князь решение принял и отказал Сереже.

Плохо получилось. Но насколько плохо, Домино поняла лишь спустя неделю.

Кроме пустого «метания икры», за низшими организмами давно замечена еще одна характерная особенность — они необучаемы. Подобные представители фауны не способны разглядеть причину неудачи в собственных привычках, они однотипны, предсказуемы и ловятся каждый раз на одну и ту же блесну. Не извлекают такие типы уроков, нет в них способностей к анализу даже на простейшем уровне.

Сережа Нервный посчитал унизительным для себя искать причину отказа в собственной болтливой глупости, он видел себя как картину — без объема — и априори обвинил в обидной неудаче «наглую сучку» Домино. Но как говорилось выше, момент для достойного ответа был упущен; даже примерно, не говоря уже дословно, воспроизвести фразу Марты Сережа не смог. Сидел с корешами в кабаке и, грозно рыча, пытался обрисовать, как «обуревшая, пришлая бикса» принародно обозвала его «фуфлогоном» и, похоже, последним дерьмом, но не совсем так.

Не знал Сережа биологии. Он вообще по жизни был двоечником, прогульщиком и жутким балбесом.

Кореша поудивлялись, как это их старшой соплячке обиду спустил, и решили между собой Домино «поправить». Но сообразительный, когда надо, Нервный вовремя дотумкал — достойного «правила» не получится. Присказки вроде «Она там чё-то об рыбах, икре и вроде как о бактериях бухтела» не катят. Понимал Сережа свою слабость в биологических науках — попросишь Князя рассудить, а Домино его там же да при всех фразочками «невинными» еще пуще унизит. Дескать, она, Марта, икру упоминая, не о Вовином пустозвонстве говорила, а, как раз наоборот, о «жирном карасе» думала.

Позор бы вышел.

Но сразу не вспылил, к ответу не призвал, теперь утихни.

Вот тогда-то и пополз среди братвы слушок, что старый Князь свое отжил, раз смазливая кукла ему на ухо кудахчет, а он слушает и позволяет ей братву унижать. Нехороший слушок, вредный для авторитета большого человека. Поймал Вова Гудвин в темном коридоре Князева дома Марту, прижал к стенке и прошипел в ухо:

— Смотри, сучка, доиграешься. — Обрисовал вкратце ситуацию, поднес к глазам растопыренную пятерню и закончил: — Если через тебя, босявка, хозяину вред будет… Я тебе вот этой самой рукой кадык через влагалище вытащу…

Сказал, отпустил и пошел не оглядываясь.

Марта на дрожащих ногах добралась до дивана, пятясь, нашарила подлокотник и, придерживаясь за него, села.

Беда случилась, поняла Марта. Гудовин слов на ветер не бросает. Если пустить на самотек такой случай, неизвестно, как дело обернется. Чью сторону примет Князь, когда слушок его ушей достигнет? Ведь не права была Домино, ей слова не давали, ее дело маленькое — пяльцами бренчать да улыбочки раздаривать, а не в деловых разговорах репликами кидаться. И обидеть ей довелось не простого человека. Хоть и молод Сережа Нервный, но под его началом человек сто городских отморозков. Так что получила себе Марта отменного врага.